«Рыба-молот» оказался в детской фантастической книжке иплавал между сорока островами. Обитающие там детишки считали его подлымптицеобразным инопланетянином и, не позволяя выбраться на берег, почем зряколотили и кололи его деревянными шпажонками. Примерно так же, как на турниреего тыкали палками Стас и злувы. Это продолжалось уже годы, и конца-края этомувидно не было.

Не менее печально отбывал свой срок один из «богомолов». Вшкуре графа Монте-Кристо ковыряя куском заточенной ложки прочный гранит скалы.Второй «богомол» двигался ему навстречу, будучи героем романа «Побег изШоушенка». Мы подозревали, что их муки кончатся лишь тогда, когда их ходывстретятся, и они сполна изопьют горечь разочарования…

Если бы не тот факт, что все это не по правде, это было быжестоко. Но зная, что на самом деле все это скоро закончится без малейшеговреда для персонажей, мы со Стасом, наблюдая их мытарства, как, наверное, и вселеокадийцы, веселились от души. Время от времени хихикал даже сдержанный ОлдьПервый.

Тролль стал Буратино. Но его папа Карло был вечно пьян каксапожник и все никак не мог его выточить, роняя полено с недооформленнойголовой то за кровать, то за рваный холст с очагом. По-видимому, в мире злувовбыла книжка, напоминавшая по сюжету Буратино, а тролля замочила смешаннаякоманда, поэтому иногда, нажравшись накануне как свинья, Карло просыпалсязлувом, обрезал Буратино нос и вытачивал пятачок… Потом нос снова отрастал.

Кого изображали еще четыре летучих обезьяны, мы понять немогли, так как они находились в злувовской книге и все время копошились вкакой-то неаппетитной жиже. А образы из легенды троллей, в которой оказался«хамелеон», были еще сложнее и безрадостнее — сплошные дым и огонь игорные обвалы.

К вечеру мы сумели выбраться на свет и ужинали с принцессойв ее личной трапезной на верхнем этаже замка.

— Рада вас видеть в реальности живыми издоровыми, — сказала она, улыбаясь.

— Мы рады еще больше, — заверил я.

— Видеть меня? — самонадеянно спросила она. Иполучила:

— Быть живыми и здоровыми.

Леокадия усмехнулась. Ей явно нравилась нашанепочтительность.

— Народ требует от меня решения… — сказала она,пригубив местного голубого чая. — А решение это принять не так-то просто.Я должна объявить его послезавтра… Скажу честно, я очень хочу полюбить кого-тоиз вас. Хоть я и сердилась на тебя, — кивнула она Стасу, — но посуществу ты ведь прав, говоря про «вонючего крокодила»…

— Я погорячился, — промямлил тот.

— Да нет же, все так и есть. Кто знает, что в самомделе за претенденты будут потом. И если среди них не будет людей, то какимзверем может оказаться седьмой победитель… Но, несмотря на это, мои принципытверды. Если я не полюблю кого-то из вас, то даже тот факт, что вы люди,останется несущественным.

— У тебя есть только один завтрашний день, —напомнил я. — Ты можешь полюбить за один день?

— Иногда достаточно одного мига, — отозваласьона. — И у меня ведь был сегодняшний день.

— Но мы же не общались…

— Для того чтобы полюбить, порой и не нужно общаться.Бывает даже наоборот — лучше не общаться… Я много думала. Кстати, если выдумаете, что сделали лучше, став победителями вместе, то вы ошибаетесь. Мнетеперь надо не только полюбить кого-то из вас, но сначала еще и выбрать —кого. А это — самое трудное.

— А давай мы сами выберем, — предложилСтас. — Например, меня.

— Ну уж нет, — с улыбкой покачала головойпринцесса. — Хотя я могу упростить вам задачу. Все женщины так устроены, алеокадийки особенно… Я смогу полюбить того, кто потрясет мое воображениекаким-либо необычайным знанием или умением.

— Так бы сразу и сказала, — заявил Стас с такимвидом, будто он, как Винни Пух опилками, был набит необычайными знаниями иумениями.

После ужина мы, сославшись на усталость, отказались отпредложенной экскурсии в потрясающий, по словам Леокадии, музей голографическойживописи и устроили со Стасом военный совет.

— Ну не знаю я, чем ее поражать! — сказаля. — Не представляю.

— У меня-то есть козырь, — заявил брат.

— Какой? — изумился я.

— Евангелие, — отозвался он. — Это, знаешь,такая штука… Сколько народу подкосила. Я ей это все так преподам, что оназавтра же покрестится, а послезавтра мы с ней обвенчаемся!

— А что, — согласился я, — ты сможешь. Так вчем дело? Давай, поехал! Вперед и с песней!

— Нет, — помотал он головой, — давай все-такии для тебя что-нибудь придумаем. Чтобы я на твоем фоне особенно выигрышносмотрелся. Пустим тебя «на разогрев».

Каков наглец?! Но по существу прав… Стратегия — вещьважная. И надо отдать ему должное, он великодушно добавил:

— А если вдруг все-таки у тебя получится, значит, тактому и быть. А?

— Ну, давай придумаем что-нибудь… — согласился я.

И мы придумали.

Придуманное мне предстояло опробовать на принцессе завтра впервой половине дня. А Стасу под ее охмурение мы оставили вторую половину.

Завтракали мы снова вместе, и Леокадия спросила:

— Ну что, сегодня мы в музей поедем? Вы непредставляете, какое это чудо! Картины не только объемны, они еще текучи иизменчивы. По сути, каждый раз, посещая эту экспозицию, мы видим нечто совсем иное…Это что-то сверхъестественное.

Я глянул на Стаса. Он легонько качнул головой, и я сказал:

— Нет, Леокадия, мне что-то не хочется. Мне быпоговорить с тобой…

Чувствовал я себя при этом отвратительно.

— А я поеду! — с воодушевлением сказалСтас. — Мне интересно. А Косте, ему, конечно, неинтересно, он ведьсам — специалист по сверхъестественному. Он в этом деле собаку съел!

— Неужели?! — живо заинтересоваласьЛеокадия. — Это была охота или поединок?

— Что? — не понял я.

— При каких обстоятельствах было съедено тобой этоживотное?

— А! — Я рассмеялся. — Это просто выражениетакое есть в русском языке. Оно означает, что человек в чем-то хорошоразбирается.

— Ах; вот как, — поскучнела Леокадия. — Иоткуда у тебя это знание?

— Ну, во-первых, у нас отец — немножкоэкстрасенс, — ответил за меня Стас, — а во-вторых, он изучалспециальное издание. «Голос Вселенной» называется.

Изучал…

— Интересно, — сказала принцесса явно извежливости. — Иногда в местной прессе как раз так называют меня. В самыхзаконопослушных и верноподданных журналах. Льстецов и подхалимов у нас, ксожалению, ничуть не меньше, чем где-либо. Лично я невысокого мнения о своихвокальных данных.