Она топнула ногой, забыв, что еще в седле, получилось оченьмило:

— Это нелепо!

— С точки зрения женщины, — сообщил я. — Авот с точки зрения человека…

— Ты еще и дерзишь?

— Кто в походе старший? — спросил я. — Еслибунт на корабле… то как хотите, Ваше Величество. Я не буду подавлять революциюаристократии против трудового народа. Я — гуманист.

Я повернул коня, волк и ворон на этот раз последовалибеспрекословно. Уже за воротами постоялого двора я украдкой оглянулся, стараясьпроделать не слишком явно. Королева, что уже покинула седло, в бессильнойярости смотрела вслед, но затем — до чего женщины практичнее мужчин! —спрятала жало до подходящего случая, кивком велела подвести ей коня. Как я иожидал, парнишка, принимающий коней, совсем не возражал, как должен бы. Япокосился на волка, тот ответил понимающим оскалом, шерсть на загривке всталадыбом. Ворон нахохлился, втянул голову в плечи, держится вроде бы как обычно,но я заметил, что инстинктивно жмется ближе, царапая ухо жесткими перьями.

Когда подъезжали к городской площади, нас догнал стук копыт.Королева поравнялась с нами, разъяренная, как кошка, которую ударили палкой поголове, а потом еще и пнули.

— Что это значит? Я не буду ночевать у костра наплощади.

— Ну?

— Всем на посмешище! Люди в домах, на постоялых дворах,а мы с какими-то бродягами на площади?

Я огляделся, заметил равнодушно:

— Здесь нет никого.

Она вскипела еще сильнее:

— Вот, даже бродяги здесь спят в гостинице!.. Спать укостра в лесу — понятно, но в городе? Ты куда едешь, дурак?

— От дурака слышу, — ответил яхладнокровно. — Ваше Величество, вы поклялись слушаться меня. И что это завыбрыки? Что за коники?

Мы уже миновали городскую площадь, впереди тесная улочка, янасторожился, пальцы сами приподнялись и проверили рукоять меча. Коньвсхрапывал, тревожно прядал ушами. Королева смотрела то на меня, то на волка, утого шерсть дыбом, жмется к конским ногам, чуть ли не путается между ними,проговорила наконец чуть спокойнее:

— Но в чем дело?.. Почему из-за твоих дурацких обетовмы все?..

— Обеты ни при чем, — пояснил я. — Вы, ВашеВеличество, слишком много нюхали благовоний. И прочих марихуан. У вас нюх отбитна опасности, остался только на комплименты. А вот я в комплиментах ненуждаюсь, и так знаю, какой я замечательный, ведь все люди как люди, а я самосовершенство, потому сразу зачуял…

— Что?

— Неладное, — ответил я шепотом. — Неладное,Ваше красивое Величество!

Она в недоумении оглянулась. Дома проплывают чистенькие,светлые, залитые багровостью заходящего солнца, все тихо и мирно. Чересчур тихои мирно. Даже нет привычного галдежа на улицах. Люди иногда выглядывают изокон, два-три раза видели группки мирно беседующих в тени деревьев. То лиобедают, то ли пьют чай. Нам помахали руками, я вежливо помахал в ответ.

— А в чем неладное?

Я указал на волка:

— Он тоже чует. Верно, волк? И ворон чует. Так что настрое против одного.

Она выговорила надменно:

— Я — королева!

— А у нас здесь демократия, — сообщил я. —Все равны. Даже гомосеки… нет, это я перегнул, гомосеки и кошатники все-таки нелюди, но остальные, даже лесбияны, — люди с правом голоса.

Она задыхалась от гнева, глаза метали молнии. Впередипоказались противоположные ворота. Волк насторожился еще больше, ворон тревожнокаркнул. Я как можно шире развернул грудь, сделал морду ящиком, глаза моизыркнули на лук справа, на щит слева. Королева умолкла в недоумении.

Ворота приблизились, створки закрыты. Из будочки выглянулстражник, я сказал издали:

— Открывай ворота!

— Что случилось? — спросил он.

— Просто еду дальше, — сообщил я.

Он удивился:

— Не отдохнув в нашем городе? У вас конь устал, одеждаженщины покрыта пылью…

Я прорычал:

— Отворяй ворота!

Королева сказала раздраженно:

— Что плохого, что эти люди хотят заработать несколькомонет, предоставив нам отдых в их городе?

Я потащил меч из ножен, недобро ухмыльнулся.

— Буду рубить ворота, — сообщил имбуднично. — С кем о заклад, что с трех ударов продырявлю?

Стражник заколебался, взглянул на меня, на меч, глазастрельнули взглядом на залитую жгучим солнцем площадку перед воротами.Оставаясь в тени, пробормотал:

— Ладно, сейчас открою…

Исчез в будочке, загромыхало, ворота медленно поднялись. Мыуже отъехали на сотню шагов, я оглянулся, ворота так и остались с поднятойрешеткой. Шерсть на загривке волка медленно опустилась, он прерывисто вздохнул.Ворон перестал топорщить перья. Королева переводила непонимающий взгляд содного на другого, спросила с откровенной враждебностью:

— Ну и что все это значит?

— Это не люди, — ответил я коротко. Взглянул наволка: — А ты что почуял?

— То же, — прорычал он. — Не совсем люди….хотя немножко и люди. Но и не звери — точно.

Королева ахнула, а ворон взлетел, сделал над нами круг,широко растопыривая крылья под солнцем, что уже наполовину погрузилось за крайземли, прокаркал:

— Я думал — вампиры, но те вообще днем спят… Говорят, вгробах!

— Полувампиры, — сказал волк. — Такие бывают?Эти только под прямое солнце не выходили, заметили? А в тени могут сидеть безстраха. Или со страхом, но, чтобы заманить свежее мясо, на какие тольконеудобства не пойдешь?

Королева ахнула снова, сказала торопливо:

— Так зачем же уезжаем?

— А что делать?

— Надо было предупредить отцов города! Пусть соберутстражников, очистят от вампиров, пока те не начали уничтожать жителей!

Я покосился на ее раскрасневшееся возмущенное лицо:

— Во-первых, нам никто не поверит.

Я замолчал, пустил коня вскачь. Королева отстала, но тут жесзади послышался перестук копыт, ее кобылка зашла с правой стороны, она,королева, а не кобылка, спросила требовательно:

— А во-вторых?

— Во-вторых, отцы города и стражники тожевампиры, — сообщил я сочувствующе. — Разве не видно, как тот не хотелнас выпускать за ворота? Но на солнце не вышел!

Волк напомнил на бегу:

— А на постоялом дворе сразу успокоился, когда узнал,что никуда не уедем, а останемся ночевать на городской площади! Ночью бы пришлиза нами.