— Ладно. Я понял. Ты хочешь сказать, что у тебя нет другойпричины уделять мне столько времени.

Она сухо, недоверчиво усмехнулась.

— Ах, прости, что не падаю прямо к твоим ногам.

— Премного благодарен за это. Терпеть не могу, когда женщиныпадают к моим ногам. Это очень мешает ходить.

— Как смешно!

— Это напомнило мне о том, что я должен задать тебе одинсерьезный вопрос.

Лили затаила дыхание, ее фантазия разыгралась, но она тут женапомнила себе о том, что сказала ему: она здесь только ради детей.

— И что это за серьезный вопрос?

— Я собираюсь оформить завещание. — Шон улыбнулся. — Первое.Я никогда еще не попадал в ситуацию, когда моя смерть могла бы сказаться нажизни других людей.

— Мне странно это слышать.

— Но это правда. До последнего времени, до детей, у меняничего не было. Сейчас у них нет никого, кроме меня, и мне необходимо сделатьраспоряжения на случай, если со мной что-то произойдет. Поэтому скажи, Лили,могу ли назначить тебя их опекуншей в моем завещании?

— Безусловно. — Лили не спросила, почему Шон выбрал ее, а неМору; ей не хотелось услышать, как много Море приходится работать, чтобы, ставврачом, начать служить человечеству. — Я начинаю пользоваться спросом, —заметила она. — Моя сестра попросила меня о том же. Так что тебе придется датьмне такое же обещание, как то, что я взяла с нее.

— Все, что угодно.

— Обещай, что с тобой ничего не случится.

— Договорились. — Шон чокнулся с ней пивной банкой. — Таккто у тебя, племянники? Племянницы?

— И тот, и другая. Я могу оказаться с пятью детьми на руках,если вы с Вайолет вздумаете отправиться в мир иной.

— Ты будешь прекрасной опекуншей — ведь ты же учительница.

Лили покачала головой.

— Я никогда не собиралась иметь детей.

— Потому что потеряла брата.

Она задохнулась от ярости.

— Даже не верится, что ты сказал это!

— Но ведь это очевидно, Лили. Ты любишь детей. Я же вижу. Нобоишься стать матерью. Готов поклясться, все дело в том, что ты так и неоправилась от потери, которой даже не помнишь. — Лили не нашлась, что ответить,и он спросил: — Ты злишься?

Она по-прежнему молчала.

— Эй, — сказал Шон. — Я тоже не собирался заводить детей. Нопосмотри на меня сейчас — просто Мистер Мамочка.

От вина по телу Лили разливалась приятная истома. Она хотелапопросить Шона наполнить ее бокал, но вспомнила, что ей еще вести машину додома.

— Если кто-то из нас прекрасный опекун, так это ты, —проговорила Лили.

Он с удивлением взглянул на нее.

— Ты — что-то. Тебе это известно?

— Обычно мне такого не говорят.

Шон дотронулся до ее руки, и Лили показалось, что его прикосновениепроникло к ней в сердце.

«Нет, — подумала она. — Это неправильно».

— Шон...

Свет автомобильных фар пробежал по двору, осветив сад. Шоннахмурился.

— Я никого не жду.

Они вышли на подъездную дорогу и увидели, как сводительского сиденья слез какой-то мужчина. Маленький и жилистый, он показалсяЛили знакомым. Мужчина был явно не в духе.

— Что случилось, Даффи? — спросил Шон.

Это был Чарлз Мак-Дафф, смотритель из гольф-клуба.

— Да уж, случилось, скажу я вам, — ответил он с сильнымшотландским акцентом.

Пассажирская дверца распахнулась, и сердце Лили упало. Онауслышала тяжелое дыхание Шона.

— Так в чем дело? — снова спросил он.

— Нам нужно поговорить о вашем племяннике. — Даффи посмотрелна Камерона.

Мальчик быстро поднял голову и ответил ему злобным взглядом.

— Так что, твой дядя разорался на тебя? — спросил ДжексонШефер. Он понизил голос, чтобы Даффи, смотритель, который должен был наблюдатьза тем, как они отрабатывают свое наказание, не услышал его.

Камерон натягивал на себя рабочий комбинезон, чтобыпринудительно послужить обществу. Поскольку они устроили погром на поле длягольфа, ему и двум его друзьям предстояло провести много времени под присмотромДаффи. Очень, очень много времени.

— Так он кричал или нет? — настаивал Джейсон.

Камерон сел на скамью, чтобы надеть болотные сапоги, которыевыдал им Даффи.

— Ну да.

На самом деле все было гораздо хуже. Его мать, будь онажива, кричала бы, рыдала, заламывала руки и вопрошала, что теперь подумаютсоседи. Его отец наверняка присоединился бы к ней, упрекая Камерона в том, чтоон сам портит свое будущее.

Его дядя и Лили, которая почему-то засиделась в их домедопоздна в тот вечер, когда Даффи приехал к Шеферам и пригрозил обратиться вполицию, отреагировали на удивление спокойно. Шон поблагодарил Даффи за то, чтоон привез Камерона домой, и уговорил его не звонить полицейским — на этот раз.

Потом они втроем пошли в дом. Камерон ожидал, что на негопосыплются упреки, ожидал услышать бесконечные вопросы вроде «о чем ты думал?».Но дядя не стал кричать, и Лили тоже. Они вообще ничего не сказали Камерону,поэтому у него возникло неприятное чувство, что они знают, о чем он думал, и,возможно, даже лучше, чем он сам.

— Вот черт! — воскликнул Эндрю Мейер, еще один их сообщник.— Я же говорил, что надо слушаться меня. Мы придумали свою версию, и надо былопридерживаться ее.

— Это у тебя была своя версия, — прошептал Камерон. — И тырассказывал ее в школе направо и налево.

— Я сказал только одному человеку, — попытался оправдатьсяЭндрю. — Она обещала никому ничего не рассказывать.

— Идиот, — бросил Джейсон.

— Да ты сам соловьем запел, когда тренер стал спрашиватьтебя, — заметил Эндрю.

— Только после того, как ты сдал меня, — огрызнулся Джейсон.

— Ладно, хватит болтать, — сказал Даффи. — Вам, джентльмены,предстоит большая работа.

— Есть, сэр, слушаюсь, сэр. — Эндрю отсалютовал ему.

Его сарказм, казалось, ничуть не задел Даффи, пожилогошотландца, и Камерон был рад этому. Они вышли из служебного здания, и Даффираздал им задания. Сегодня им предстояло очистить пруд рядом с фервеем удесятой лунки. Заболоченный пруд зарос камышами; их следовало вырвать, сложитьв карт и увезти.

Конечно, это только начало их наказания. Отстраненные отучастия в тренировках команды по гольфу, они должны были каждый день послешколы приезжать в гольф-клуб и, словно рабы, заниматься искупительным трудом.