– Никак, мадам. Однако имейте в виду: когда вами будутвозвращены деньги – а я нисколько не сомневаюсь, что это произойдет точно всрок! – страница с вашим именем будет вырвана из этой книги и сожжена на вашихглазах!

Мария в сомнении смотрела на гроссбух. Бумага в нем былатускло-коричневатая от старости. Этой книге не меньше ста лет. Верно, вломбарде «Благочестивый процент» и впрямь придерживаются добрых старыхтрадиций? Можно не сомневаться, что сюда записывали именитых должников чуть лине со дня основания ломбарда; судя же по толщине книги, страницы из неевырывали не так уж часто. Верно, именитые клиенты не всегда оказывались всостоянии выкупить свое добро, а значит, уничтожить память о визите сюда… вот истраничке с именем баронессы Марии Корф суждено будет остаться в анналах «Montde Piété».

– Ладно, – буркнула она сердито, – давайте вашу книгу! – Иболее не колеблясь ни секунды, быстро написала все, что требовалось, наотдельной страничке, затем потрясла над нею песочницу и тотчас захлопнулагроссбух.

– Чернила размажутся, – недовольно свел кустистые бровиВиданжор.

– Ничего, – отмахнулась Мария. – Кому надо – прочтет!

Виданжор лукаво прищурил один глаз, давая понять, что оценилюмор; потом поднялся, открыл один из шкафов и с усилием выгреб оттуда на столпять небольших, но, видимо, весьма увесистых мешочков.

Мария смотрела на них как завороженная. Ого! Ничего себе!Она и не думала, что денег окажется так много! Теперь еще вопрос, как ихдотащить до дому. Придется, конечно, взять фиакр, а там дождаться темноты…

– И еще одно, мадам, – прервал ее мысли Виданжор, которыйопять уселся на свое место и пристально смотрел на Марию, постукивая пальцамипо тоненькой планочке, окружавшей его стол. – Мы кое-что забыли.

– Да? Что же? – рассеянно спросила Мария.

– Мы забыли обсудить проценты, – вкрадчиво напомнил Виданжор.

– Ах да, проценты! Сколько…

Она не договорила, слова застряли у нее в горле: пальцыВиданжора с силой надавили на кромку стола, а вслед за этим из массивныхподлокотников кресла, в котором сидела Мария, выскочили металлическиеполубраслеты, которые сомкнулись на ее запястьях, а гораздо больший обручобхватил ее талию, накрепко приковав к креслу.

* * *

– Вы, кажется, хотели спросить, сколько процентов мы берем,– усмехнулся Виданжор как ни в чем не бывало. – Обычно немного. Но если суммапревышает тридцать тысяч ливров, как в вашем случае, процент всецело зависит отдоговоренности с клиентом, с которым мы имеем дело. Скажем, с мужчин, старух истроптивых дамочек обычно берется сто процентов… – Он потянул планочку на краюстола, и кресло Марии слегка отъехало назад, одновременно накренясь вперед, и унее захватило дух, когда она увидела, что каменная плита под ногами медленноуходит, открывая зияющий провал, откуда резко пахнуло гнилью, а избеспредельной глубины донесся шум стремительно бегущей воды: это был люк,открывающийся в сточные воды Парижа, бегущие по каналам, проведенным подгородом. И в это самое мгновение Мария ощутила, что железная хватка на руках италии ослабевает: браслеты и пояс размыкались, чудилось, еще миг – и онаопрокинется в бездну, и зловонные потоки унесут ее тело в Сену!..

Мария испустила сдавленный крик и тотчас почувствовала, каккресло принимает прежнее положение, браслеты же ее сомкнулись с прежней силой.Она закрыла глаза; холодный пот струился по щекам, смешиваясь со слезами.

– Это, конечно, очень высокий процент, но есть и пониже. Скрасоток, вроде вас, мы обычно берем пятьдесят!

И тут он снова надавил на проклятую планку на краю стола, испинка кресла резко опустилась, так что Мария оказалась лежащей навзничь. Вследующее мгновение чернобородое лицо Виданжора склонилось над ней, и Марияощутила его зловонное дыхание. Но это было еще не самое худшее, ибо тотчас жеона почувствовала, как пальцы Виданжора шарят у нее под юбками – влажные,липкие, похотливые пальцы!..

– Ого, – пробормотал Виданжор охрипшим от вожделенияголосом. – Мне нравятся женщины, про которых говорят: под шляпкой лед, а подюбкой огонь! – Он забросил юбки на грудь Марии и нервно сглотнул, оглядывая еетело.

Мария взвыла, забила ногами, но это, кажется, еще большераспалило Виданжора.

Он расстегнул на себе одежду и, резкими толчками согнув ногиМарии в коленях, рухнул на нее всей своей тяжестью, так что у Марии перехватилодыхание. Однако она как-то ухитрилась ударить Виданжора пятками по пояснице, акогда он, взвыв от боли, привскочил, Мария сильно толкнула его коленями в низживота.

Виданжор отлетел от своей жертвы и, ударившись спиной о крайстола, с ревом сполз на пол, сквозь зубы бранясь и причитая от боли, Мариябилась на своем ложе пыток, как рыба в сетях, но без толку – ей удалось толькосбросить юбки с груди. Ростовщик поднялся и, склонившись над пленницей,уставился на нее своими жуткими глазами, более напоминавшими две дырки вжелтоватом уродливом черепе.

– Думаю, пятьдесят процентов – это для тебя слишком мало, –проговорил он голосом, еще сдавленным от боли. – Мне нравится в женщинахпылкость, но за ее переизбыток приходится повышать ставки. У меня была тутпара-тройка красоток, которым пришлось заплатить по высшей шкале. Сначала –пятьдесят: пришлось звать на помощь писцов, чтобы девочки перестали спорить.Конечно, пришлось потом поделиться с этими лоботрясами, но ведь и господь велелделиться, не так ли? Ну вот… а общая сумма процентов для этих строптивицсоставила сто пятьдесят. Понимаешь, о чем речь? Очень простая задача!

Он ощерил свои гнилые зубы, и Мария отвернулась, едваудерживая слезы: что ж тут понимать?! Изнасиловав несчастных, их сбросили влюк!

– Ну что, моя прелесть? Какую ставку мы определим для тебя?– нетерпеливо спросил Виданжор.

Мария закрыла глаза.