Оглядевшись и поняв положение дел, старик сказал:

— Вы достаточно повоевали, милорд. Не валяйте дурака. Надоспускать флаг.

— Мой флаг? — удивился Грей и рассмеялся, словно услышалхорошую шутку.

— Вы что, не видите, чёрт бы вас побрал?!

Палец Аткинса показал куда-то в сторону.

По деревянным ступенькам, ведшим вниз, к пороховому погребу,стекала вязкая огненная змея.

— Велите всем спуститься с мачт, милорд! Пусть тушат огоньбрезентом, иначе мы взлетим на воздух! Нам самим с этой стороны не подобраться,мы отрезаны!

Капитан крикнул матросам:

— Оставаться на местах! Когда махну рукой, брасопь реи! Авы, Аткинс, лучше помогите мне со штурвалом. Скоро нам понадобится резкийповорот.

Заламывая руки, суперкарго завопил:

— Господи, вразуми этого идиота! Через минуту будет поздно!Там же крюйт-камера!

— Успокойтесь, Аткинс. Или вы думаете, я не знаю, где накорабле что находится?

Тут мне сделался ясен самоубийственный план капитана. Ясностало и то, что никакая сила лорда Руперта не остановит.

Суперкарго опустился на колени и начал молиться. Матросы нареях следили за поднятой рукой своего командира, не ведая, что их смертный часблизок.

Я ничем не мог помочь ни этим бедным людям, ни безумцу, длякоторого самоуважение было дороже жизни. Погибать вместе с ними я не хотел. Нестрах, но чувство долга звало меня к моей питомице.

Захлёбываясь плачем, я взлетел над «Русалкой» — и вновьспустился, не в силах расстаться с Рупертом Греем. Я сел на брам-рее. Подо мнойтлели паруса, становясь из алых чёрными.

К нам приближалась развороченная, уродливая громадалинейного корабля. Весь форкасл был облеплен вооружёнными людьми. Их свирепыелица говорили: пощады никому не будет. Мрачен был и адмирал, снова замаячившийна мостике. Он больше не изображал галантность. Верно, предвидел объяснения сначальством из-за тяжких, ничем не оправданных потерь.

Сотни жизней уже оборвались, истреблённые свинцом, огнём иводой; в море продолжали гибнуть несчастные. Но ненасытному року этих жертв нехватило. Главное пиршество Смерти было впереди!

Лорд Руперт выпустил из-под рубашки медальон на золотойцепочке, поцеловал его и махнул рукой.

Матросы взялись за канаты, а капитан и смирившийся со своейучастью суперкарго навалились на штурвал.

«Русалка» взяла поправку курса. Теперь она летела прямо на«Консепсьон».

Оглушительно захрустело дерево — это столкнулись корабли. Оттолчка я слетел с рея и замахал крыльями.

С испанца летели верёвки с абордажными крюками, чтобыпокрепче прицепить к себе фрегат. Бедные дураки, если б они знали…

Первые храбрецы с воплем посыпались на палубу «Русалки»,добежали до середины судна и остановились. От квартердека их отделяла зонаогня.

— Капитана живьём! — донёсся громовой голос испанскогоадмирала.

Я увидел, что лорд Руперт смеётся. Он оставил штурвал ипросто стоял, скрестив руки на груди. Белая батистовая рубашка расстёгнута нагруди, ветер шевелит каштановые волосы на лбу.

Как же красив этот человек!

Я спустился ниже, не думая об опасности, хотя горящая смесьнаверняка уже проникла в крюйт-камеру.

— Прощайте, милорд, — услышал я грустный голос суперкарго. —Какая жалость, что вы безбожник. Это значит, что на том свете нам с вами несвиде…

Тут мир сжался в упругий ком и лопнул, разлетевшисьмиллионом огненных брызг. Меня подбросило вверх, очень высоко — туда, гденаливалось тёмной синевой вечереющее небо.

Меня не оглушило, не опалило крылья, иначе я бы упал в мореи погиб. Спасся я благодаря тому, что вешу неполных четыре фунта — взрывнаяволна просто подбросила меня, как пушинку, высоко-превысоко.

Я увидел сверху обломки двух кораблей, увидел волны, сплошьв кусках дерева и чёрных точках человеческих голов. Если б я умел, то зарыдалбы. А так — просто закричал.

Меня неудержимо влекло к месту трагедии.

Я перевернулся, сложил крылья и устремился вниз.

Не буду описывать, что я там увидел. Для этого я слишкомлюблю людей и слишком неравнодушен к их страданиям. Скажу лишь одно:единственным облегчением для меня было то, что среди уцелевших Руперта Грея яне обнаружил. Должно быть, он погиб мгновенно. Его противнику, испанскомуадмиралу, повезло меньше. Контуженный и обожжённый, он отчаянно плыл саженкамив сторону берега; его надменное горбоносое лицо было искажено ужасом — а сзадисеньора настигали две акулы, уже перевернувшиеся брюхом кверху для атаки.

Я сделал дугу в воздухе, снова взмыл вверх и полетел прочьот этого месива. Моё сердце рвалось на части. Из многих сотен жизней, такстрашно оборванных судьбой, я горевал только об одной.

Сколько времени пробыл я с капитаном «Русалки»? Самоебольшее — полчаса. Но у меня было ощущение, что я знал его долгие годы и что отменя оторвали бесконечно ценный кусок бытия. Да что я! Весь мир будто померк иутратил один из самых прекрасных своих оттенков. Таково уж свойство истиннокрасивых людей: стоит им исчезнуть, и вселенная тускнеет.

Какое несчастье, какой удар, какая невозвратимая утрата,причитал я, летя к острову. А потом взял себя в руки, призвав на помощь моювечную утешительницу философию.

Краткое знакомство с капитаном Греем безусловно обогатиломеня. Это не утрата, а, наоборот, дар судьбы. Ещё один важный урок, преподанныймне жизнью.

Несущественно, из-за чего ты решаешь стоять до конца. Пустьиз-за ерунды вроде нежелания спустить раскрашенную тряпку на флагштоке. «Всегдаоставайся собой и никогда не сдавайся — вот главный закон жизни», — сказал мнена прощанье лорд Руперт. Не имеет значения, что сказано это было без слов. Японял.

Когда, подчинившись воле и разуму, мой взгляд прояснился, ябыл уже вблизи от берега. И увидел, что пока я воевал, Летиция времени нетеряла. Не знаю. Как ей удалось убедить Дезэссара, но он всё-таки спустил наводу обе лодки, и теперь они как раз выгребали из бухты, чтобы подобратьнемногих ещё державшихся на воде.