– И ваше высочество решили проявить милосердие, – подсказала ему Ана.

Махараджа просиял.

– Именно, – сказал он. – Я решил проявить милосердие! Именно так я и поступил. Но довольно уже об этом, мы ведь все обсудили, правда? Так давайте же выпьем за это!

Мы дружно подняли бокалы, хрусталь мелодично зазвенел. Махараджа явно испытал большое облегчение, что все так хорошо кончилось.

~

Наша последняя ночь на борту «Раны» была долгая и веселая. Махараджа развлекал нас изо всех сил – рассказывал о своих охотничьих подвигах и спортивных достижениях.

Между десертом и кофе он вздумал нам показать, как хорошо он играет в крикет. Ненадолго исчезнув, он вскоре вернулся, полностью экипированный в спортивную форму бхапурской крикетной команды – в защитных щитках на ногах, шлеме, с битой в руках и тому подобное. Следом пришел слуга и принес серебряное ведро с мячами. Мы с Аной по очереди подавали махарадже жесткие кожаные мячи, которые тот отбивал на лету. Мячи исчезали в темноте, и мы слышали, как где-то далеко они плюхаются в воду.

Прежде чем проститься на ночь и лечь спать, Ана спела печальное фаду о разлуке и прощании. По щекам махараджи катились крупные слезы.

~

На следующее утро «Рана» снялась с якоря, и мы вышли из защищенной от ветра бухты. До Бомбея оставалось всего три часа ходу. Сразу после обеда якорь был снова брошен. Погрузив Анин багаж на маленький пароходик, мы отправились в док Короля Альберта, где стоял, готовый к отплытию в Европу, «Кайзар-и-Хинд» – флагманский корабль Индийско-азиатской судоходной компании «P&O». Махараджа проводил нас до трапа.

На прощание он подарил Ане жемчужное ожерелье. Сперва Ана не хотела его брать, говорила, что и так получила от махараджи неприлично много подарков. Но махараджа и слушать ее не желал.

– Каждая минута, проведенная с вами, дороже для меня, чем десять жемчужных ожерелий, – с легким поклоном отвечал ей махараджа. – Это я вам обязан, госпожа Молина, а не вы мне.

Ана поцеловала махараджу в щеку и пообещала ему, что всякий раз, надевая ожерелье, будет о нем вспоминать.

Потом махараджа обратился ко мне.

– Ты не получишь от меня никакого подарка, – серьезно сказал он. – Наоборот, я хочу кое-что получить от тебя. Я хочу, чтобы ты помнила обо мне. Поэтому предлагаю тебе обменяться со мной тюрбанами. Согласна ли ты оказать мне такую честь?

Вопрос был неожиданный, но я, конечно, кивнула, и мы обнажили головы. Я никогда раньше не видела махараджу без головного убора. Длинные волосы были убраны в блестящий черный узел на макушке и сколоты широким деревянным гребнем. Махараджа протянул мне свой тюрбан, а я дала ему свой. Свистнул пароходный гудок, сообщая, что нам с Аной пора подниматься на борт.

«Кайзар-и-Хинд» отчаливал, мы с Аной стояли на палубе и махали махарадже. Махараджа – в моем тюрбане – стоял на пристани и махал нам.

~

Я никогда раньше не путешествовала первым классом на океанском лайнере. Все здесь было очень роскошное. Но меня теперь трудно было удивить. Особенно после недавнего плавания на «Ране».

Махараджа, естественно, забронировал для нас с Аной самые дорогие каюты. Поэтому обедать нам полагалось за капитанским столом – The Captain’s table. Капитан был шотландец, звали его Мак-Аллистер. Он слыхал обо мне. Среди моряков я и вправду была довольно известна.

Среди других гостей за капитанским столом был состоятельный индийский предприниматель из Калькутты. В первый же вечер он обратил внимание на мой удивительный тюрбан, с пряжкой, сверкающей множеством мелких самоцветов. Ана рассказала ему про наш с махараджей обмен. Предприниматель посмотрел на меня большими глазами и сказал:

– Возможно, вы не знаете, но для нас, индийцев, это очень особенный ритуал. По традиции тюрбаном можно поменяться только со своим самым лучшим другом.

Плавание из Бомбея в Лиссабон заняло три недели. На рассвете восемнадцатого февраля теплоход «Кайзар-и-Хинд» вошел в устье Тежу. Мы с Аной стояли на палубе, глядя, как над семью холмами Лиссабона поднимается бледное солнце.

Во многом чувство было такое, будто я вернулась домой. Но все же не совсем. Пока продолжалось плавание, я с большим беспокойством ожидала этого мгновения. Ведь в Лиссабоне у нас были могущественные и опасные враги. Да, возможно, они думали, что я умерла, но рассчитывать на это нельзя. Вдруг комиссар Гарретта узнал, что капитан Андерсон его обманул? Вдруг ему сообщили, что я на борту «Кайзар-и-Хинд»? Тогда он будет ожидать меня у трапа и схватит, как только я сойду на берег.

Пока два буксира помогали огромному кораблю пришвартоваться у Кайш-ду-Содре, я нервно всматривалась в небольшую кучку людей, собравшуюся на причале. Но ни комиссара Гарретты, ни других полицейских было не видно.

Зато я увидела синьора Фидардо.

Он стоял с прямой спиной, держа перед собой обеими руками букет красных лилий. Его костюм был ослепительно белым на фоне серого утра. Синьор Фидардо смотрел на пароход, отчаянно выискивая взглядом Ану и меня, и казался издалека таким маленьким.

В груди у меня потеплело. Я и думать забыла о комиссаре Гарретте и обо всех своих тревогах. Я стала подпрыгивать и махать ему что было сил.

~

Часа через два мы уже сидели на кухне в маленькой квартире синьора Фидардо на втором этаже дома на Руа-де-Сан-Томе. На столе были разложены бутерброды, печенье и стоял большой торт с надписью «С возвращением!» из кондитерской «Граса».

Синьор Фидардо мало изменился. Он отнесся к нашему приезду спокойно, хотя уголки его глаз блестели, когда он смотрел на Ану и на меня. Ну и еще он немного похудел. На лице его пролегли новые тени и морщины. Наверное, такие морщины бывают от беспокойства, немного устыдившись, подумала я.

Ана рассказала о своем путешествии в Бхапур, встрече на станции и знакомстве с махараджей. Она описала, как выглядел дворец и парк, а потом, как она – чудом – встретила меня.

Синьор Фидардо не верил, что нас соединил случай.

– Не знаю, нет ли в этом заслуги Салли Джонс – что махараджа решил пригласить тебя в Бхапур? – сказал он Ане, вопросительно взглянув на меня поверх очков.

Я не могла ни кивнуть, ни покачать головой. Вопрос был слишком сложный, чтобы ответить «да» или «нет». Поэтому я просто подмигнула ему и взяла еще кусочек печенья. Ана засмеялась и взъерошила жесткий хохолок у меня на голове.

– Я считаю, тебе надо начать писать, – сказал синьор Фидардо. – Мемуары Салли Джонс. Думаю, это будет интересное чтение.

Я не восприняла его предложение всерьез. Но, видно, эта мысль все же как-то засела в моей голове.