Кавалеров задумчиво покосился на Семеныча. Не сказать, чтоему было жаль этого недоумка, но все-таки чуть не год прожили бок о бок, вместеходили брать Хингана, вместе помогали Герке, вместе потом искали беглеца…Конечно, Кавалеров здорово всем морочил голову, однако его не оставлялоощущение, что Семеныч тоже не лыком шит. Однако слишком уж крепко он был преданГерке – и это автоматически переводило его в разряд смертельных враговКавалерова…

– Ты вот что, – сказал почти ласково, – ты иди к себе испать ложись. Герка послал тебя сменить.

Семеныч, болван, надулся:

– А, не доверяет! Я и то удивился, как это он меня додежурства допустил! А он спохватился, значит, передумал? Нет, я с ним поговорю!Я его спрошу! Да я ведь за него…

Кавалеров не на шутку забеспокоился. С Семеныча ведь ивпрямь станется затеять с Геркой отношения выяснять!

– Ты это лучше на утро оставь, – сказал Кавалеров все с тойже убедительной ласковостью. – Дай человеку поспать. Он ведь не железный. Ты невидел, а у него затылок в кровь разбит и вся шея в синяках после того, как егоХинган на Сухаревке по ледянкам валял.

Семеныч с ненавистью уставился на вторую дверь, за которойбыл заперт виновник случившегося.

– Убил бы гада! – сказал глухо. – Ну ладно, если так – япошел. Ты один управишься?

– Иди, ну иди! – почти с мольбой сказал Кавалеров. – А то япередумаю!

Семеныча, конечно, будто ветром вымело.

Кавалеров хотел сразу пойти к Хингану, однако на всякийслучай решил выждать: а вдруг Семеныч все-таки потащится к Герке или тот самзачем-нибудь выйдет и наткнется на праздно шатающегося караульщика? Он сидел,курил, прислушиваясь к тишине и размышлял: все-таки что сохранилось в памятиХингана? Вот, скажем, помнит ли он первую встречу с Кавалеровым… вернее,вторую? Или все стерлось в его сознании, будто запись с тех видеокассет, из-закоторых Кавалеров потерял чуть ли не больше, чем нашел?..

Помнится, когда Кавалеров пришел к Хингану в первый раз сзаказом, тот выслушал его, однако ответа не дал. И вообще у Кавалеровасоздалось впечатление, что Хинган слушал его не очень внимательно. Сидел,позевывал, барабанил пальцами по ручке кресла, а сам глаз не спускал с руквизитера. Ну, тот умел себя держать: кисти его лежали на коленях вяло, словноэтот жизненно, а вернее, смертельно важный разговор не больно-то его иволновал. Сказать по правде, он был бы не прочь, если бы Хинган счел его несамим заказчиком, а всего лишь посредником. И когда Хинган попросил отсрочки,Кавалеров решил, будто день понадобился исполнителю для сбора информации опосетителе.

Святое дело! Он кивнул и вежливо распрощался, уточнив времязавтрашнего визита.

Наутро он проснулся с четким решением увеличить сумму вдвое,если Хинган начнет упираться. Десять тысяч баксов за исполнение мечты всейтвоей жизни – цена никакая! Теперь он не сомневался, что все пройдет как надо.Душегубство по заказу может претендовать на звание третьей древнейшейпрофессии, так что о каких-то моральных запретах и речи нет. А Хингану всегдабыли нужны деньги, хотя он и слыл среди своих как человек не только не бедный,но и весьма изобретательный к добыванию средств. Так, свое первое состояние онсоставил очень своеобразным путем: являлся за двенадцать-четырнадцать часов доотлета к евреям, отъезжающим на постоянное жительство в Израиль, и, держа вруке пистолет, любезно предлагал ультиматум: либо вы делитесь своим богатством(драгоценности ведь багажом не отправляют, да и баксы в те годы не больно-тодоверяли банкам!) и отбываете на историческую родину живым и здоровым, либо…либо с дыркой в черепе остаетесь в этой стране. Человек, который давалКавалерову наводку, рассказывал, будто Хинган еще и заядлый коллекционеркакой-то там старины. Кавалеров невольно хохотнул, вспомнив, как в детствеколлекционировал марки. Тогда он мечтал разбогатеть, чтобы купить ЧерногоКорсара… теперь он даже не может припомнить, что это, собственно, такое! НеужелиХинган тоже свихнут на марках? Право, жаль, что Кавалеров все настолько прочнозабыл, что не сможет поддержать с ним «светской беседы»!..

Хинган принял его гораздо любезнее, чем вчера, и Кавалеровпочувствовал, что дело, скорее всего, сладится. Сегодня был и коньячокподнесен, и длинные тонкие сигарки лежали в коробочке, да и посадил его Хинганв то кресло – антикварное, неописуемой ценности, – в котором сидел вчера сам.

Еще раз перечислил все пожелания Кавалерова, и тот понял,что вчера Хинган просто для видимости ваньку валял, а на деле ничего непропустил мимо ушей. Кое-что, впрочем, он перепутал, однако Кавалеров неполенился объяснить еще разок.

– А цена, значит, пять тысяч? – уточнил Хинган.

Кавалеров повел бровями: да, мол.

– Торг уместен?

Кавалеров легонько прищелкнул языком. Вот оно. Хорошо, чтоон еще вчера все для себя решил!

– Как говорится, пуркуа бы не па? Уместен, уместен.

– Замечательно! – с облегчением улыбнулся Хинган. – Тогдавот мои встречные условия. Все, что ты хочешь, я сделаю. Вместе с двумяребятками. За них вполне ручаюсь – перо мне в бок, если хоть что-то будет нетак! Но, ты уж извини, сумма в пять тысяч баксов кажется мне за такую работунелепой.

Кавалеров прищурился.

– Я готов сделать это… за три с половиной тысячи.

Кавалеров дрогнул стаканом и едва не вылил себе на причинноеместо пятизвездочного коньяку. Да, похоже, он на своих северах крепко отстал отжизни!

– Воля твоя, – собрался, наконец, с мыслями. – Желаешь вседеньги вперед?

– Ты не понял, – дружески сказал Хинган. – Деньги мне вообщене нужны. Я назвал три с половиной, потому что именно столько ты выложил наАрбате в антикварной лавке за свой коллекционный перстенек. Не надо спорить: явчера весь день справки наводил, как угорелый, зато информация из первых рук, исамая достоверная! Мне нужен твой перстень – и больше ничего.

Кавалеров растянул губы в улыбке. Да, он искренне счел всеэто шуткой!

Хинган не стал тратить время на слова: взял со стола плоскуюшкатулочку и подал Кавалерову. При ближайшем рассмотрении оказалось, что это нешкатулочка, а фотоальбом.

Нет, Хинга отнюдь не приглашал гостя полюбоваться видамиприроды или красотами туристических маршрутов. В альбоме лежало одиннадцатьснимков, и это все были изображения перстней.

С первого взгляда изумленному Кавалерову почудилось, будтоэто одиннадцать фото его собственного перстня.