– Ладно, живи, – проскрипел Кавалеров, пряча кассету вкарман. – Ис-кус-ство-вед хренов… живи! Только запомни: не все ты можешь в своюколлекцию захапать!

Хинган кивнул, переводя взгляд на экран. Пошевелил пальцамина пульте… и Кавалеров качнулся, будто от удара в лицо, снова увидев резиновуюмаску и услышав голос:

– …чтобы при взгляде на труп даже менты поседели…

Экран погас.

– Видишь? – обернулся к нему Хинган. – Я нажимаю eject. Поидее, кассета должна вылезти, но этого не происходит. На самом деле источниквоспроизведения находится вовсе не здесь. То есть ты можешь пристрелить меня иразгромить все вдребезги – если успеешь, конечно, – однако запись нашегоразговора все равно сохранится. Вот такой вариант… С другой стороны, как толькодело будет сделано и я получу перстень, ты в обмен получишь матрицу, с которойи делаются копии. Понимаешь? Но только так: в обмен на перстень! По рукам? И,ради бога, не вздумай потерять колечко или принять какие-то меры против меня.Вместе сядем, ты же понимаешь? Ну а кому из нас на нарах будет лафа, а комупочки отобьют, ты уж сам кумекай. Так что лучше не надо ничего такого. Ну чтотебе эта железяка? В крайнем случае, сделаешь копию, если денег куры не клюют.А вот страсть истинного коллекционера замены не допускает. Приходится идти навсе, буквально на все, ты понимаешь?

Кавалеров кивнул, размышляя: а понимает ли Хинган, чтосуществует и другая страсть, которая не допускает замены? Месть, например. Иливерность… Понимает ли Хинган, что сам подписывает себе смертный приговор?

И вот наконец пришло время привести приговор в исполнение.

…Кавалеров провел ладонью по двери, потом сунул руку подборт куртки. Здесь в ременной петле покачивался маленький, чудовищно острыйтопорик, давно уже похищенный на кухне. Бодяга с этим перстнем тянулась такдолго не из-за желания Кавалерова тренировать свою волю или из-за потребностинепременно увидеть переделанного Хингана. Чушь. Надо было сдернуть перстень ещетам, в саду, когда бесчувственное тело Хингана волокли к забору. Кавалеровпытался, однако кулаки этого мерзавца после чудовищного африканского укола былисудорожно стиснуты. Не вышло тогда, ну а потом…

Причины были самые естественные: от гормональных препаратов,которые со страшной силой всаживал в Хингана сучонок Герка, тот начал жуткоотекать. Буквально на второй день перстень так врос в палец, что так просто ине снимешь. Либо перстень пилить, либо палец. Однако Герка уверял, что отекивот-вот сойдут, и Кавалеров ждал как дурак…

Только подумать, чем обернулось для него это ожидание, какоймукой! С одной стороны, конечно, он упивался зрелищем страданий Налетовых,зрелищем мести. С другой… от рук сбежавшего Хингана погиб верный, как пес,Денис; пришлось прикончить его девчонку, которая слишком много знала о том, ктотакой Вольт. Услышав о гибели Дениса, она могла сломаться сама и очень многое сломать…

Ладно! О чем это он? Все позади! Впереди – только эта дверь,ключ от которой у него в кармане, и острие топорика подмышкой, иплатиново-золотой блеск на бабьем пальце…

А потом – свобода!

* * *

– А ну вали отсюда, пока еще трамваи ходят!

Альбина вздрогнула и забилась за спину Валерии, полуживая отстыда. Никогда еще она не слышала у подруги такого голоса. Он вызывалодновременно страх и отвращение. Очевидно, то же впечатление он произвел и наполного мужчину, который приостановился рядом с ними и заговорил с тойособенной вкрадчивой интонацией, с какой тут все обращались к женщинам. Услышавотповедь Валерии, толстяк пожал плечами и торопливо отошел.

– Чего он хотел? – прошелестела Альбина.

– Дешевка! – с презрением откликнулась Валерия. – Думалуболтать меня – за десять баксов изобразить для него мальчика. Что я ему,вокзальный педик какой-нибудь?

В голосе ее звенела оскорбленная гордость профессионалки, иАльбина, с трудом прорвавшись через терминологию, невольно улыбнулась. Похоже,Валерия искренне наслаждается ситуацией. Да, ее хлебом не корми – дай толькопоактерствовать. Стоило вспомнить, как она репетировала с Альбиной сегодняшнийвечерний бенефис, как наряжала ее и себя, как изощренно занималась боевойраскраской! Уступив Альбине на вечер свою козырную дубленку, Валерия для себявзяла напрокат нечто невесомо-пушистое, белоснежное, развевающееся – можетбыть, даже из лебединых перьев! – высоко открывающее безукоризненные ноги всверкающих чулках. То, что было на Валерии под шубкой, заслуживало особоговнимания, и она не сомневалась в успехе предприятия.

Сомневалась Альбина. Во-первых, Смольников может найти себекого-нибудь еще прежде, чем дойдет до них. Или просто будет не в настроенииразвлекаться сегодня с проститутками. А ведь именно в образе таковых инамеревались проникнуть в его квартиру Валерия с Альбиной. Разумеется,намеревалась прежде всего Валерия, ну а Альбина, как всегда, влеклась в вихреее кипучей энергии и неожиданных идей. Альбина уже и не пыталась вырваться изэтого смерча, однако сегодня утром ей показалось: все сорвется. Валерияпроснулась мрачная и рассказала, что ей приснился отвратительный сон. Будтостреляет она по уткам, стоя в каком-то овраге, и дробью перебивает им шеи.Головы падают на землю, а утки… утки продолжают лететь, истекая кровью.

Альбина уставилась на нее, потрясенная не столько гадостнойкартиной, сколько антуражем: Валерия стреляет из охотничьего ружья! Это же надо– уродиться таким совершенством!

Странным образом совершенство Валерии ничуть не подавлялоАльбину и не вызывало в ней ни малейшей зависти. Она не уставала восхищатьсяподругой и мечтала стать похожей на нее. Именно поэтому столь безропотноввязалась в авантюру со Смольниковым и даже пыталась играть столь жедостоверно, как Валерия, которая уже и думать забыла об утренней хандре и веласебя так, словно родилась на панели.

– Я о чем-то подобном читала, – проскрипела Альбина, почтине размыкая губ.

– В смысле? – решила уточнить Валерия, нетерпеливо перебираяозябшими ногами.

– Про девицу-детективщицу, которая под видом заказной шлюшкипроникла к двум преступникам и скрутила их. Правда, сначала она всяко передними раздевалась и демонстрировала свои прелести, но потом взяла на прием иличто-то в этом роде.