Вот и домик показался из-за поворота. Ах ты, Господи, да чтоже это такое! Из окна домика валили клубы черного дыма. Батюшки, да никакпожар!

Вот тебе и гадалка – шла с базара довольная, беды не чуяла,самой себе предсказать не могла!

Авдотья бросила корзину и со всех ног кинулась к дому: тамведь Порфишенька сердешный, взаперти сидит, сгорит же за здорово живешь!

Охая и причитая, она распахнула дверь. Густой черный дымнаполнил сени. Авдотья обмотала лицо краем вышитой темно-красной шали и очертяголову бросилась в дым. Кашляя и задыхаясь, она вбежала в горницу, отодвинуласундучок… Снизу уже колотил несчастный Просвирин, потерявший всякую надежду наспасение. Авдотья подняла крышку люка, Порфирий Кузьмич, бледный от страха, с трудомвскарабкался по лесенке, Авдотья подхватила его под руки и, как малого ребенка,потащила через дым на вольный воздух.

Выбравшись в сад, она без сил плюхнулась своим немалым весомна скамью, Порфишенька повалился рядом, выпучив глаза и отдуваясь.

Авдотья же уставилась на дом. Неужели сгорит все, что оназаработала за долгие годы колодой засаленных карт и хорошо подвешенным языком?Сделав первое, что подсказало ей женское сердце – вытащив из горящего домалюбимого человека (какой никакой, а все же таки мужчина), – Авдотья пришлав ужас от ожидаемых потерь, от утраты хозяйства, достатка, крыши над головой…

За забором слышался шум, крики, но в садик никто почему-тоне входил и к дому не приближался. Авдотья вгляделась лучше. Да полно, пожарли? Что-то тут не так! Говорят ведь – нет дыма без огня, а тут – дым валит изокон, а огня-то не видать! И жара нет! Что за чертовщина такая. И пока АвдотьяЛаврентьевна изумленно пялилась на свой домишко, Порфирий Кузьмич, малостьочувствовавшись, заподозрил неладное и беспокойно бегал глазами по сторонам.

И не напрасно.

В калитку не торопясь входил представительный господинсредних лет в форме подполковника… Просвирин вскочил было – бежать, но из-задомика выходили уже с двух сторон двое казаков-донцов… Порфирий Кузьмич еще невполне отдышался после перенесенного потрясения. От казаков не удерешь… Онтяжело вздохнул и поднялся навстречу офицеру.

– Сидите, сидите, Просвирин, – насмешливо произнесАркадий Петрович Горецкий. – Вы, должно быть, от длительного сидения вподполе у мадам Голосовой совсем обессилели!

– Ваше благородие, – залепетал Просвирин, –не почему другому, а только сильно испугамшись… С перепугу, значит, спрятался,хотел переждать… Злые люди охотятся, хозяина утопили… а мы ничего не знаем,ничего не видели, за что же помирать не своей смертью?

– Здорово, Просвирин! – окликнул его веселыйголос. – Прокашлялся?

Просвирин оглянулся, и в глазах у него потемнело: он узналтого постояльца, которого месяц назад подвел под убийство, оставив в номересонного с мертвецом.

– В-ваше благородие, – заикаясь пробормотал он.

– Знаю, ничего не видел, ничего не знаешь, и не ты мнекокаина в вино подсыпал, и не ты в салоне про бриллиант узнал, и не ты…

– Не я! – заверещал Просвирин и повалился в ногиГорецкому. – Ваше благородие, злые люди оклеветали, а мы ни сном ни духом…

– Берите его, ребята, – обратился Горецкий кказакам, – скоро стемнеет, время дорого.

Авдотья Лаврентьевна все это время молчала – очевидно, отизумления, во всяком случае, такое поведение раньше было ей совершеннонесвойственно. Наконец она слегка оправилась от пережитого шока и огляделась посторонам. Все рушилось: у нее горел дом и отбирали любимого человека. Однако,прикинув, что Порфирия Кузьмича она вряд ли получит назад, раз за него взяласьконтрразведка, Авдотья решила сосредоточиться на главном. Она набрала в легкиепобольше дымного воздуха и приступила к подполковнику с кулаками.

– Почто дом пожгли? – визгливо закричала она.

Однако вместо подполковника у нее на пути оказалсяплотненький такой хохол с хитро поблескивающими глазками.

– Тише, тише, хозяюшка, – уговаривал хохол,пытаясь схватить Авдотью за руки, – ничего твоему домишке не сделалось.Шашку дымовую мы подложили, ты уж не обессудь. Выйдет дым, повоняет немножко, ивсе пройдет. Сама виновата: нечего всяких сомнительных личностей в подполепрятать.

Авдотья, успокоившись насчет дома, пришла в дикую ярость,что у нее отбирают Порфирия Кузьмича, и набросилась на Саенко, норовя вцепитьсяему в глаза, но он успел отвернуться, так что она только сбила с него фуражку имазнула по лицу.

– Ты, ведьма старая, радуйся, что тебя в контрразведкуне забрали! – закричал разозленный Саенко. – Ваше сковородие, что жеэто получается, мне же еще и от бабы попало!

– Оставь ее, Саенко, идем уже.

Через минуту все стихло. Робко заглядывающие во двор соседкивидели только заливающуюся слезами Авдотью Лаврентьевну. Женскому счастьюпришел конец.

* * *

В здании контрразведки Аркадий Петрович увидел у дверейсвоего кабинета позднего посетителя. Ювелир Михаил Серафимчик, толстый ипотный, сидел в коридоре на венском стуле, свисая с него объемистым задом. Видон имел достаточно смущенный.

– Михаил Исаевич! – воскликнул Горецкий. –Чем обязан в столь поздний час? Я думал, в такое время вы уже почиваете.

– Какое там! – Серафимчик махнул рукой. – Уменя в мастерской неприятное событие произошло, и я, учитывая наш утреннийразговор, счел своим долгом поставить вас в известность.

Горецкий пропустил ювелира в свой кабинет, плотно закрыл засобой дверь, указал на достаточно просторное кресло и только тогда спросил:

– Что же у вас случилось?

– Сбежал!

– Кто сбежал, Михаил Исаевич? – Горецкийпочувствовал неладное, но держал себя в руках. – Прошу вас, не волнуйтесь,но рассказывайте быстро и по порядку.

– С обеда сегодня Арсения нет в мастерской. Сродутакого не бывало, чтобы не предупредил. Мне докладывать сразу не стали, пошли кнему в комнату, а там все вещи разбросаны, видно, спешил. Окно нараспашку, акостыли-то стоят, к кровати прислоненные!

– Выходит, липовый у вас инвалид-то был?

Серафимчик смущенно пожал толстыми плечами:

– Вы думаете, он строил из себя калеку?

– А как же еще понимать сие событие? Раз через окноубежал, костыли оставил – значит, никакой не калека. Выходит, спугнул я егосвоим появлением. Не поверил господин симулянт в мое санитарное звание,почувствовал опасность – и в бега…

Серафимчик помрачнел и даже как-то обвис своими необъятнымителесами.

– Выходит, рыльце-то у него было в пушку!

– Не без этого, – жестко проговорилГорецкий. – Так что, Михаил Исаевич, впредь осторожнее за своих людейручайтесь. Если не хотите быть замешанным в уголовном деле, – еще сушедобавил он.