– Что, Марфа Ипатьевна, погадали на короля? –вполголоса спросил Борис, заглядывая в кухню.

– На всех погадала, – смеясь, ответила хозяйка, нов глазах ее мелькнула затаенная грусть, – все про вас теперь знаю.

– Ну и что нас всех ожидает?

– Ожидает вас поздняя дорога и казенные хлопоты. Протебя точно не знаю, а про него, – она кивнула на дверь комнаты, –уверена.

– Хорошая гадалка оказалась? Мне бы кто на сестру моюпогадал – жива ли?

– Вот этого не надо, – серьезно заметила МарфаИпатьевна, – не нужно случайным людям судьбу родного человека доверять.Одно дело – на зазнобу или на милого дружка гадать: любит, не любит, помнит ализабыл давно, а другое дело – на родного человека, жив ли он.

Борис в который раз поразился рассудительности своейхозяйки.

Аркадий Петрович отодвинул тарелку.

– Ну, Марфа, не томи душу: удалось выяснить что-нибудьважное?

Борис отметил про себя, что Горецкий впервые при нем назвалхозяйку просто по имени.

– Нашли следы Просвирина? – поддержал онподполковника.

– Про Просвирина вашего ничего не знаю, а мужик в домеу Авдотьи Лаврентьевны определенно есть, – посмеиваясь, ответила хозяйка.

– Из чего же вы вывод такой сделали? Использовалидедуктивный метод? – пошутил Борис.

– Не знаю никакого такого метода, а только глаза-то уменя всегда при себе. Ну, сами посудите, живет Авдотья якобы одна, а в сеняхчугун борща стоит – вот такой! – Она показала какой. – Одномучеловеку нипочем такое количество за день не съесть, а впрок варить при жаренынешней – все ж прокиснет. Дальше смотрю – сапоги мужские под лавкой спрятаны.

– Мало ли от кого сапоги остались! Может, от бывшегополюбовника!

– Если бы они бесхозные были, то не валялись бы подлавкой, – резонно возразила Марфа Ипатьевна. – Авдотья выжига такая,ничего у нее не пропадает. Живо бы сапоги эти на толкучку снесла.

– Значит, думаете, у сапог хозяин есть?

– Верно, и в доме у Авдотьи чуть табаком припахивает.Вроде бы не только что курили и проветрено, а все же дух остался. Конечно,сейчас и некоторые бабы курят, не спорю, но Авдотья не из таких, уж это точно.

– М-да, Марфа Ипатьевна, вам бы сыщиком быть! – неунимался Борис. – Ната Пинкертона за пояс заткнули бы!

– Чур, ты, насмешник! – Она слегка ударила его поруке. – Можете не верить, но я-то знаю: есть у Авдотьи мужик, прячет онаего в доме. Как заметила, что я по сторонам гляжу, так на меня зыркнула! Видно,что деньги нужны, оттого и гадает, а так бы взашей вытолкала. Так что увереная: там он. Мы, женщины, такие вещи про свою сестру всегда почуем.

– Так и она, выходит, могла вас в подозрении держать,раз женщины такие вещи чувствуют: есть, мол, кто или нет? – неосторожноначал Борис и тут же остановился, потому что хозяйка так гневно на негопосмотрела, что язык присох к гортани.

Он оглянулся на Горецкого, но тот думал о чем-то своем,рассеянно глядя в окно. Борис виновато развел руками и опустил повинную голову,потом глазами и руками изобразил, какой же Аркадий Петрович глупый, чтопренебрегает такой женщиной, и будь он, Борис, на его месте, то он бы… Послечего Марфа Ипатьевна не выдержала и засмеялась. Горецкий очнулся от дум,посмотрел с неудовольствием на веселую компанию и спросил:

– И как думаете, Марфа Ипатьевна, где она Просвиринапрячет – в подполе?

– Кто же знает… В доме тесно, все заставлено комодамиразными, буфетами…

– Что ж, надо действовать, – решилГорецкий. – Если Просвирин что-то заподозрит, то средь бела дня неотважится выйти на улицу, будет темноты ждать. До этого мы его и возьмем.

– А если он так и будет у Авдотьи в кладовке сидеть?Баба хитрая, так запрячет, что с обыском не найдешь…

– А мы ему поможем, – загадочно усмехнулсяГорецкий. – Такое представление устроим, что сам к нам выскочит какмиленький. Куда это Саенко запропастился?

– Тут я, – донеслось из сеней, – тольковошел.

– Давай, голубчик, сходи-ка вот по поручениям. –Аркадий Петрович махнул рукой, приглашая Саенко в комнату поговорить.

– Что за жизнь! – вздохнул Саенко. – Ни тебепоесть, ни тебе попить, ни тебе отдохнуть в тенечке. Таскайся по этакой жаретуда-сюда. Эх, грехи мои тяжкие!

Перекусив наскоро и вылив на голову ведро воды, Саенкоотправился обратно в город, чтобы к вечеру успеть выполнить многочисленныепоручения подполковника Горецкого.

Феодосия – город небольшой. И все важные учреждениянаходятся в центре. А также магазины, аптеки и почта. Еще полиция, комендатураи здание контрразведки.

Молодой татарин, что следил за Борисом, по-прежнему стоялнапротив дверей гостиницы. Время шло к трем часам, солнце нещадно накалиломостовую, казалось, что камни плавились в его лучах. Тень ушла, и соглядатай,измучившись, рискнул уйти со своего поста, чтобы выпить прохладительного вкофейне за углом, посчитав, что в этакую жару ни один нормальный человек невыйдет из дома. Машинально оглядывая улицу в окно, он вдруг заметил знакомуюфигуру. Сегодняшний коробейник, что привязался к нему утром как банный лист сразговорами, шел по улице деловым шагом. Короба у него татарин не увидел и,приглядевшись, с изумлением заметил на нем военную форму. Он протер глаза,думая, что привиделось от жары, но не зря же битых полчаса он отвечал навопросы настырного коробейника – лицо его он запомнил очень даже хорошо.

Саенко специально свернул в переулок, чтобы не идти мимогостиницы, так надо же было такому случиться, что именно в этом переулкенаходилась кофейня! Татарин смекнул, что дело нечисто и осторожно отправилсявслед за Саенко. Тот торопился выполнить многочисленные поручения подполковникаГорецкого и не очень смотрел по сторонам, так что преследователь побывал вместес ним и у здания контрразведки, и у комендатуры, и на складе боеприпасов, послечего зоркие глаза хохла приметили какое-то движение сзади, и он не раздумываянырнул в ближайший переулок, да и пропал из виду. Преследовавший же его татаринпобежал в гостиницу, сунул коридорному денег, чтобы тот стукнул в номер Бориса.В номере, как и предполагал татарин, никого не оказалось. Смуглая от природы иот солнца кожа на лице татарина посерела от волнения, он мигом сообразил, чтокурьер подставной, из контрразведки, и побежал докладывать, но не Вольскому,как думал Борис, а своим, потому что послала его следить за подозрительнымкурьером Милли-Фирка, где давно уже перестали доверять Вольскому и баронессе.

Авдотья Лаврентьевна не спеша возвращалась домой с рынка.Сегодня она припозднилась, потому что зашла еще в лавку и купила ситцу. На душеу нее было спокойно: корзинка с помидорами, баклажанами и курицей приятнооттягивала руку, и она уже мысленно прикидывала, какой знатный ужин приготовитсегодня для Порфирия Кузьмича. Впервые за долгие годы одиночества Авдотьяиспытывала ни с чем не сравнимое чувство замужней женщины. Хотя ПорфирийКузьмич жил в ее доме не совсем по сердечной склонности, а единственно отбезвыходности своего положения, однако, как бы то ни было, мужчина в доме был,ее собственный мужчина, и это было приятно.