На втором этаже, возле караула в золоченых кирасах, князьСолянский и княжна Шаховская расстались. Ластик пошел налево, к лестнице,ведущей в государевы покои, а Соломка направо, чтобы подняться на женскуюполовину. Та часть дворца пока пустовала, потому что царь всё еще жилхолостяком, без царицы. Оттуда, с закрытой галерейки, было отлично видно ислышно, что происходит в зале Сената. Женщинам и девицам в державный советдоступа нет, но если будущей монархине захочется узнать, о чем ведут речьгосударственные мужи, она сможет удовлетворить свое любопытство, не нарушаядревних обычаев. «Маринка ни одного заседания не пропустит, это сто процентов»,– нежно улыбаясь, сказал Юрка, когда самолично, своей царской рученькой, вносилпоправки в разметную опись (архитектурный проект) дворца.

Его величество удостоил князя Солянского аудиенции с глазуна глаз. Обменялись рукопожатием, пару минут отвели душу – поговорилипо-человечески, и всё, настало время спускаться в Сенат, с боярами, то бишь,сенаторами думу думать.

Сенат раньше назывался Боярской Думой, совещательным органомпри царе-батюшке, где знатнейшие мужи государства сидели и думали – рядком, напоставленных вдоль стен скамьях. Зима ли лето ли, но все непременно вгорлат-ной шапке, собольей шубе, с посохом. Место за каждым строго определено,согласно древности рода, и упаси боже занять чужое – хуже этого преступлениянет.

Говорили в Думе тоже по старшинству, и чем выше место, темдлиннее. Тут главное было не что сказать, а как встать, как поклониться, дазагнуть повитиеватей и чтоб сказанное можно было истолковать и в таком смысле,и в этаком. Прямодушные и упрямые в совете надолго не задерживались – ктоотправлялся в ссылку, а кто и на плаху.

При Иоанне Дума собиралась нечасто, не больно-то любилГрозный советоваться.

При Борисе сиживали часто и подолгу, но больше помалкивали.Знали, что хитрый

Годунов заранее все решил, а бояр собирает, лишь чтобывыведать потаенные мысли.

Однако такого, как при Дмитрии, испокон веку не было.

Во-первых, заседали каждый день, еле-еле умолили государяуступить воскресенье для-ради молитвы и сонного дремания.

Во-вторых, говорить ныне было велено «без мест», то есть непо старшинству.

В-третьих, дозволялось перечить и отстаивать свою точкузрения, за это государь даже хвалил.

Сначала сенаторы (как их отныне именовали на античный манер)таких неслыханных новшеств безумно напугались и все как один запечатали уста.От них было невозможно добиться никакого суждения, лишь твердили, словнопопугаи: «А это как твоей царской милости будет угодно».

Но после, когда поняли, что подвоха нет, понемногу осмелелии теперь вели себя свободно – по мнению Ластика, даже чересчур. Многие на Сенатвовсе не являлись, сказываясь больными, особенно если время заседания совпадалос послеобеденным сном.

Например, сегодня пришло меньше 20 человек, хотя вопрособсуждался огромной важности.

Говорили о будущей войне.

Дмитрий Первый, волнуясь, произнес речь о том, что Россия неможет долее существовать без выхода к морю, без собственных портов. Вся Европаживет торговлей, развивается, богатеет, и так уж на Московское государствосмотрят будто на варварскую, отсталую страну, и с каждым годом разрыв ссопредельными державами увеличивается.

Необходимо обеспечить себе выход и в Балтийское море, и вЧерное.

Но в первом случае придется воевать со шведским королем, аво втором – с турецким султаном. Хотелось бы знать, что думают про это господасенаторы?

Бояре переглянулись. Первым заговорил Шуйский – он изсенаторов был самый усердный, ни одного заседания не пропускал.

– А где деньги на войну возьмешь, государь? Чай много надо,чтоб короля либо султана воевать.

– Так это подати новые ввести, – оживился князь Берендеев,слывший при прежних царях мужем большого, изворотливого ума. Он и при Дмитриииз кожи вон лез, чтоб подтвердить эту репутацию, но не очень получалось.

– Можно банный побор учредить, на веники, – предложил князьТелятев. – По полушке брать. Это сколько в год выйдет?

– Пустое брешешь, – отмахнулся Берендеев. – Нисколько невыйдет. Вовсе мыться перестанут. Лучше за матерный лай пеню назначить. Ктозаругается – брать по грошу. Уж без лая-то православные точно не обойдутся.

Идея боярам понравилась. Заспорили только, кто брать будет?Если приставы и ярыжки, то у них в карманах вся пеня и останется, поди-капроверь.

Дмитрий ерзал в своем царском кресле, но в обсуждение покане вмешивался.

Тогда Василий Иванович с поклоном обратился к Ластику,сидевшему справа от государя:

– А что наш ангел-князюшка про то думает? Какую податьзавести, чтоб его величеству на войну денег добыть?

Вообще-то на заседаниях Ластик старался рта не раскрывать.Все-таки взрослые люди, бородатые, а многие и седые. Неудобно.

Но пришла и ему в голову одна идейка по налогообложению.Вроде бы неплохая.

Князь Солянский для солидности наморщил лоб, поиграл Камнемна груди.

– Цифирь надо повесить на кареты, повозки и телеги.Маленькую такую табличку, чтоб видно было, откуда да чья. И за то с владельцевденьги брать, а у кого нет таблички – пеню. – И повернулся к царю. – Самымбедным из крестьян и посадских эта подать нестрашна, у них телег нет. Платитьбудут только те, кто позажиточней.

– И мне на колымагу тоже цифирь нацепишь? – обиделся князьМстиславский, по прежней привычке сидевший на самом «высоком» месте и оченьревниво его оберегавший.

Не первый месяц Ластик заседал в Сенате, успел боярскуюпсихологию изучить, поэтому ответ продумал заранее.

– Сенаторам на карету можно вешать таблички с царскимдвуглавым орлом – бесплатно. Думным дьякам и окольничьим – золоченые, по пятирублей. Стольникам да стрелецким головам – серебряные, по три рубля. Дворянам идетям боярским – лазоревые, по рублю. Ну, купцы пускай делают себе хотьузорчатые, только б платили.

– Затейно придумано, – одобрил Шуйский. – А кто не по чинутабличку повесит, того батогами драть и пеню брать.

Прочие сенаторы зашевелились – тема явно показалась иминтересной. Князь Берендеев, эксперт по придумыванию податей, смотрел накнязь-ангела ревниво, с завистью.