Ластик же горделиво покосился вверх, в сторону зарешеченнойгалерейки, откуда за советом наблюдала Соломка.

Начавшуюся было дискуссию прервал самодержец. Стукнувкулаком по подлокотнику, сказал:

– Не надо новых податей. Деньги на войну у меня есть. Вличной государевой казне, еще со времен отца моего, пылятся сундуки с золотом,грудой лежит драгоценная посуда, гниют собольи да куньи меха.

Что правда, то правда. В каменных подвалах старого дворца,за коваными дверьми, лежали несметные сокровища, накопленные предыдущимицарями. Весь уклад – или как сказали бы в 21 веке – вся экономика Русскогогосударства была построена на манер гигантской воронки, затягивавшей богатствастраны в один-единственный омут: царские сундуки. Туда шли торговые пошлины,подати от воевод, ясак (дань) от подвластных народов. Служивые люди, каждый насвоем месте, обходились почти без жалованья – кормили себя сами, за счет взятоки подношений. Стрельцы существовали за счет мелкой торговли и огородов. Бояре идворяне жили на доходы от поместий.

Иногда царь из своей казны закупал зерна для какой-нибудьвымирающей от неурожая области, но случалось такое редко. На войну же или накакое-нибудь большое строительство деньги испокон века собирались так, какпредложили Шуйский с Берендеевым, – при помощи особого налога или побора.

– Дам денег и на войско, и на строительство флота, –решительно объявил Дмитрий. – Нечего золоту зря залеживаться.

– Свои дашь, государевы? – недоверчиво переспросил князьВасилий Иванович.

Ластик увидел, как переглядываются сенаторы, шепчутся междусобой. Кто-то в дальнем конце довольно громко пробасил:

– Вовсе глупой, царь-то.

Так и не добился Дмитрий от бояр суждения, на кого войнойидти – на турок или на шведов. Делать нечего – заговорил сам:

– Я так думаю, господа сенаторы, что следует к Черному морюпробиваться, Крым воевать. Хана-разбойника усмирим, не будет наши землинабегами мучить. Море там не замерзает – круглый год торговать можно. Горы,плоды, скалы, синее небо – лепота. И союзников против султана найти легче.Польский король мне друг. Венецианский дож с австрийским императором тоже радыбудут, им от турок житья нет. А еще пошлю посольство к французскому королюАндрию Четвертому. Он государь добрый. Как и я, правит не страхом, а милостью.

Тут Ластик улыбнулся. Знал, что его царское величество ккоролю Генриху IV неравнодушен. Еще с детства, после фильма «Гусарскаябаллада», где французские солдаты поют замечательную песенку: «Жил-был АнриЧетвертый, он славный был король».

Да взять тот же Крым. Про фрукты и синее небо Юрка не зряпомянул. Это он в свое последнее советское лето отдыхал в Артеке, в пионерскомлагере – очень ему там понравилось.

Наверно, если б родители тогда отправили его не на Черноеморе, а свозили в Юрмалу или в Пярну, султан с ханом жили бы себе спокойно –сейчас не поздоровилось бы шведскому королю.

– Султан турецкой – владыка могучий, – снова взял словоШуйский. – Войска до двухсот тысяч собирает. Да у хана крымского конников тысячсорок. У нас же рать слаба, плохо выучена. Ты сам про то знаешь – сколько разбил нас, когда на Москву шел.

Дмитрий ждал такого возражения.

– Не числом побеждают, а умением. И военной техникой.

– Чем? – удивился Шуйский незнакомому слову.

Царь улыбнулся меньшому брату.

– Техника – сиречь хитроискусная премудрость. Вот, бояре,зрите, какие штуки мы с князем Ерастием и пушечного дела мастерами изобрели.

Он подошел к столу и разложил на нем пергаментный лист счертежом. Сенаторы сгрудились вокруг, лишь Ластик остался на месте – он-тознал, что там нарисовано: длинная замкнутая цепь на двух валиках, вродевелосипедной, только вместо звеньев – мушкетные стволы; ручка, чтобы вертеть, ималый ястреб с железным клювом – огонь из кремня высекать.

– Это скорострельная пищаль, имя ей «пулемет», – сталобъяснять царь. – Мушкетный ствол двигается, попадает замком под клюв ястреба,стрелок нажимает на сию скобу, проскакивает искра – выстрел. За одну минуту всепятьдесят стволов разрядить можно. Коли перед наступающей пехотой, а хоть быдаже и конницей, пять-шесть таких машин поставить, враг от одного лишь страхавспять повернет.

Разложил еще один чертеж, поверх первого.

– Есть штука и пострашней пулемета. Имя ей – танк, сиречьлатоносная самоходная колымага. На восьми кованых железом колесах ставимдубовый же, покрытый броней возок. Спереди в бойницы уставлены двакороткоствольных фальконета. Едет сия повозка сама, без лошадей. Видите, тутсиденья, а под ними ножные рычаги? Если десять стрельцов разом сии рычаги жатьначнут, закрутится вот этот канат с узлами – колеса-то и поедут. Сверху, вмалой башенке, начальник сидит, а сзади кормщик – кормилом управляет, как налодке. Огневой силы в танке, конечно, немного, но тут главный страх, что самаедет. Разбегутся татары, да и султанское войско дрогнет, вот увидите. И это ещене всё. – Сверху лег и третий чертеж. – Если у меня получится сделать паровойдвигатель, танк и без рычагов поедет, а из этой вот трубы повалит черный дым.Ту-туу! – возбужденно рассмеялся Дмитрий. – Побегут турки до самого Цареграда.

Бояре хлопали глазами, молчали.

Общее мнение высказал князь Мстиславский:

– Чудное плетешь, маестат. Игрушки детские и нелепица.

Боярин Стрешнев, большой молельник и набожник, прибавил:

– Али того хуже – сатанинство.

Давно ли тряслись от страха, дураки бородатые, а теперь вонкак осмелели, без ссылок да казней.

Ластик только вздохнул. Юрка сам виноват – распустил сенаторов.Они люди средневековые, без трепета перед грозным монархом жить не могут. Еслине боятся – начинают хамить, такое уж у них психологическое устройство.

Хорошо хоть Басманов не давал боярам чересчур распускаться.

На заседаниях он сидел молча, бывало, что и позевывал.Умствовать и разглагольствовать воевода был не мастер. Он и на хитрые чертежисмотрел без большого интереса – привык верить в саблю и доброго коня. Однакооблыжного супротивства государю спустить не мог.

– Ну, болтайте, собаки! – рявкнул богатырь – и хлопМстиславскому тяжелой ручищей по загривку, а Стрешнева взял за высокий ворот,тряхнул так, что шапка на пол слетела.

Этот язык сенаторы понимали. Враз присмирели. Те, к комуБасманов десницу приложил, только носами шмыгнули.