Эбби в ответ шипит, и это звук внезапной боли, такой резкой, что перехватывает дыхание.

– Где мы?

Я едва шепчу, и мой голос почти не слышен на фоне криков Эбби. Я поднимаюсь на ноги. Рядом со мной Патрисия, сморщившись, осматривает эту сцену.

Она отвечает в полный голос, а не шепотом:

– Примерно в сорока километрах от того места, где мы сидели на кладбище.

– Как мы…

На лице Патрисии странная смесь скорби и гордости.

– Мое ответвление корня позволяет работать с воспоминаниями, понимать их энергию и проецировать ее на сегодняшний день. Я взяла тебя на прогулку по воспоминаниям, своего рода путешествие во времени, если угодно, в память моей прародительницы Луизы, на чью могилу мы пришли. Это немного нетипично для того, кто работает с памятью – приводить с собой кого-то, кто не принадлежит к семье, но я понадеялась, что мои намерения будут ясны. Делая подношение, я попросила Луизу помочь мне показать тебе мир и людей, которые дали начало нашему искусству. И Луиза выбрала вот это воспоминание. – Она наклоняет голову, показывая на Эбби, чье тело я по-прежнему не могу ясно разглядеть. Мне видны лишь ее голова и плечи. Ее широко раскрытые оленьи глаза, обрамленные длинными ресницами, за какие сейчас платят большие деньги, густые кудри вокруг бронзового лица, формой похожего на сердце. Ей вряд ли больше двадцати. – Это пример того, как обстоятельства укрепили союз энергий между живыми и мертвыми, формируя традицию, которую мы называем искусством корня.

Меня пробирает дрожь, хотя очаг прогревает комнату.

– Мы внутри воспоминания.

В Ордене никто даже не упоминал ничего такого. Сэл – иллюзионист и волшебник. И он может манипулировать воспоминаниями, но путешествовать в них?

– Да, – подтверждает Патрисия. – Это воспоминание я помню хорошо, на самом деле. Начало июня, 1865-й. Прошла пара месяцев со сражения при Аппоматтоксе, но День Освобождения еще впереди. Нам нужно подойти ближе. Мэри уже почти здесь.

Патрисия делает шаг вперед, но я чуть отстаю и качаю головой, потому что могу догадаться, откуда берется этот удушающий, пугающий медный вкус: кровь. Много крови.

Когда Патрисия замечает, что я отстаю, она всматривается в мое лицо, и я замечаю ее сочувствие.

– Бояться нормально, Бри. Как и многие истинные вещи, эта ужасна и трудна. Если это тебе поможет, Эбби справится с помощью Мэри. И она проживет долгую жизнь после этой ночи.

И правда как-то помогает.

– А они нас не увидят? – спрашиваю я, наблюдая, как Луиза отжимает мокрую тряпку в стоящее рядом ведро, на ее коричневом лице непреходящее беспокойство. Даже в такой трудный момент руки у нее не дрожат.

– Нет. Дух Луизы привел нас сюда, но прошлое остается прошлым. Мы лишь наблюдатели. Она не может видеть или слышать нас, и никто другой здесь тоже.

Я прикусываю щеку.

– Но почему она выбрала это воспоминание?

– Увидишь. Идем. – Патрисия протягивает мне руку, и я беру ее.

Когда мы приближаемся, скрипучая дверь хижины распахивается внутрь и в комнату стремительно входит молодая темнокожая женщина в темно-бежевом платье. Лицо у нее напряженно-сосредоточенное.

– Что случилось?

Луиза с облегчением выдыхает и встает, опираясь на руки. Все ее платье спереди перепачкано высыхающей кровью.

– Эта крысиная рожа Кэрр добрался до нее.

Луиза отходит назад, и вперед выступает Мэри. В одной руке у нее холщовый мешок, и, опустившись на колени, она начинает развязывать его узел.

– Что, по его словам, она сделала?

Милые черты Луизы искажает ухмылка.

– Все те же лживые обвинения. Что-то надерзила белой женщине на улице, огрызнулась на нее, или еще какая-то чушь.

Мэри уже развязала мешок и теперь расстилает его на земле. Внутри связки трав, маленькие зеленые стеклянные бутылочки с мутными жидкостями и какие-то растения, недавно выдернутые из земли, так что к их извилистым корням еще прилипает влажная почва.

Ее рот кривится в гримасе.

– Держу пари, этот парень каждый раз изобретает новую историю.

Луиза злится так сильно, что ее руки, сжатые в кулаки, дрожат.

– Хлоя сказала, что Эбби побежала в гарнизон за помощью, хотя я столько раз говорила этой девушке, что они здесь не для того, чтобы нас защищать, а для того, чтобы держать нас в подчинении. Кэрр вытащил ее на улицу. – Взгляд Луизы становится жестким, как кремень. – Бросил ее здесь, на земле, без сознания, избитую плетью. Мы с Хлоей принесли ее сюда, и она пришла в себя по пути. Я пыталась успокоить ее, но…

– Мэри? – хрипло шепчет Эбби.

– Я здесь, Эбби, – успокаивает Мэри женщину, а ее руки снуют над разложенными на полу снадобьями.

Патрисия все это время медленно тянет меня вперед. Мы уже у очага, и я наконец вижу, что случилось с Эбби.

Ее спина разодрана, словно огромная кошка воспользовалась ею в качестве когтеточки. Длинные полосы рассеченной плоти проходят от плеч до бедер, некоторые тонкие как бритва, другие достаточно широкие, так что в них видны розовые и красные полосы мяса, какие я видела только в лавке мясника. Плеть кромсала ткань и мясо, превращая в лохмотья и одежду, и тело.

Один человек сделал это с другим. Какой-то парень сделал это с Эбби, потому что ему померещилось неуважение. Она просила о помощи, но ей никто не помог. Ее отдали парню, который надругался над ее телом и бросил умирать.

Ярость закипает во мне, как яд. Острое, опасное чувство, которое я никогда не испытывала к незнакомцу. Кэрр.

Патрисия кивает.

– Памятник ему есть в кампусе.

– Памятник ему? – Я поворачиваюсь к ней, в ярости от того, что этого монстра чествуют в Каролинском университете или где бы то ни было еще.

Она тяжело вздыхает.

– У всего есть две истории. Особенно на Юге.

Я высматриваю в чертах ее лица гнев, который ощущаю сама, но ее лицо – усталая маска. Наверное, она чувствует это. Не может не чувствовать.

Патрисия оглядывается, будто знает, о чем я думаю.

– Никогда не забывай. Злись. Направляй это чувство. – Она тянется к моей руке и крепко сжимает ее, и только это не дает мне упасть на землю. – Наблюдай. Это сердце искусства корня, Бри. Защита от тех, кто мог бы причинить нам вред, а если защититься не получится – исцеление, которое позволяет нам выживать, сопротивляться и добиваться своего.

Я вижу, как Мэри опускается на колени, положив открытые ладони перед собой. Я наблюдаю, как она начинает негромко петь, слышу тихое биение, словно теплый гул барабанов у моих ног, в животе, в сердце. Затем я вижу, как все эти барабаны оказываются больше