– Рут. Сестра Патрисии.

Мои глаза расширяются. Сестра Патрисии?

Сесилия снова тянет меня следом, и вот мы уже идем рядом с Рут, которая, похоже, не видит нас. На ней наушники – старые, проводные, с металлической дужкой над ее темными, завязанными в узел волосами.

Мы трое – рабыня из девятнадцатого века, подросток из двадцать первого, студентка из двадцатого – пробираемся между студентами университета, которые столпились на низкой площадке, известной под названием «Яма». Не знаю, что случится, если я дотронусь до кого-то из них, и не хочу выяснять. Мы спускаемся по ступенькам на улицу позади университетского магазина, и Рут ведет нас по Южной дороге, через переход, к самому центру кампуса – к Часовой башне. Как только мы доходим до края ее тени, Рут замирает, а затем внезапно приседает, прячась за одной из живых изгородей вокруг лужайки у башни, и стягивает наушники.

– Почему она остановилась? – спрашиваю я.

Сесилия показывает в сторону.

– Из-за них.

Все вместе мы смотрим на тени за кирпичным двориком у основания башни. Там фигура в капюшоне стоит на темном участке травы в дальней части лужайки, едва заметная в темноте. Кем бы ни был этот человек, он удачно выбрал место, остановившись как раз так, чтобы внушительная башня скрывала его от поздних прохожих и закрывала тусклый оранжевый свет фонарей кампуса. Низкий размеренный речитатив доносится до моих ушей. Это не английский. Но и не валлийский Ордена.

Покачиваясь на месте, я слушаю, моментально поглощенная этими звуками. Я делаю полшага вперед и только тогда пробуждаюсь от внезапного оцепенения. Вздрагиваю. Что-то не так здесь, в тени Башни.

Сесилия толкает меня вперед.

– Иди. Подойди ближе. Они не могут тебя видеть.

– Как вы с Луизой не могли? – шиплю я.

– Тобой занялись силы бо́льшие, чем Патрисия, – произносит Сесилия нахмурившись. – Ее изначальный маршрут втянуло течением энергии предков нашего рода, как листик в реку. Предки не отпустят тебя, пока не закончат. А теперь иди. – Она сильно толкает меня, и мне приходится двинуться вокруг изгороди к лужайке.

Когда я подхожу ближе, поющий человек отворачивается, так что мне видны только его худи с черным капюшоном и джинсы. Он оглядывается через плечо, словно услышав что-то – возможно, Рут. Я замираю, но этот человек смотрит сквозь, словно меня нет.

Даже в полуметре от него я не могу различить черт лица. Капюшон надвинут глубоко, так что даже нос и рот выглядят лишь теневыми контурами. Флакон с темной жидкостью. Человек открывает его и наливает содержимое на руку в перчатке. «Это кровь», – понимаю я. Она покрывает его пальцы и ладони, так что они начинают блестеть.

Он медленно идет по траве, размахивая в воздухе окровавленной перчаткой, оставляя по пути зеленое магическое пламя. Оно висит в воздухе, как изумрудная радуга, а затем превращается в жидкость. Сияющий эфир течет по земле, оставляя на ней густые следы. Человек отступает, напевая, и эфир распространяется, пока не превращается в сверкающую вуаль выше человеческого роста и по меньшей мере десяток метров в ширину. Раздается рев, поднимающийся в моих ушах как волна, а потом что-то с треском рвется.

Я снова чувствую толчок в позвоночнике, но как раз перед тем как мир исчезнет в последний раз, я вижу десятки частично воплощенных когтистых лап, которые прорывают завесу и опускаются на траву. Низкий вой начинается еще за пределами поля зрения, бессвязные звуки становятся яснее, громче…

Адские псы.

Резко вдохнув, я прихожу в себя и обнаруживаю, что сижу там же, где была до того, как Патрисия решила устроить нам «прогулку». Слышен звук, который я не могу разобрать. Что-то вроде «…ии?» Я слышу его снова: «…ии?» Это вопрос. Моргнув, я вижу, что Патрисия стоит передо мной на коленях и трясет за плечи. Ее губы двигаются, и на этот раз я слышу:

– Бри?

– Патрисия.

– Ох, слава богу. – Она крепко прижимает меня к себе, обнимая, а затем отодвигается. – Ты была здесь, но не здесь. Дышала, но ни на что не реагировала. Луиза не позволяла мне призвать ее снова. У меня было ощущение, что нужно подождать, но…

Я трясу головой, чтобы избавиться от тумана, но воспоминания – теперь и мои – не отпускают. Образы окрашивают мысли изнутри, пульсируют в сознании, как барабаны. Спина Эбби. Руки Мэри. Маги крови. Непреклонное лицо Перл. Дитя перекрестков и золотисто-оранжевый взгляд. Врата тенерожденных.

Стая адских псов, проникающих в наш мир.

Я встречаюсь взглядом с Патрисией.

– У тебя была сестра по имени Рут.

Она моргает.

– Да. Ее не стало несколько лет назад.

– О, – шепчу я. – Этого я не поняла.

Патрисия улыбается, словно знает, о чем я думаю.

– Я гуляла с ней. Я скучаю по ней. Мы видимся, когда мне нужно. Почему ты спросила?

– Потому что я тоже гуляла с ней. Когда она училась здесь. Когда она поступила?

– Она закончила, может, лет двадцать пять назад. А что?

Эти ее слова – будто удар в живот. Мама училась в Каролинском университете двадцать пять лет назад, может быть, жила в общежитии недалеко от места, где той ночью оказалась Рут.

Потом я вспоминаю, что Луиза показала мне – ребенка Перл, которого выбросили; красноглазого человека, который был его отцом; и… Ужас внутри растет, пока холод не пробирает меня до костей.

– Мне нужно уйти.

– Куда? – Патрисия удивленно моргает. – Что ты увидела?

– Они показали мне эти воспоминания не случайно, – шепчу я, поднимаясь на ноги. – Извините, мне надо идти.

– Бри! Что случилось?

– Извините! – На бегу я достаю из кармана телефон.

Ник не отвечает на звонки, но это меня не останавливает. Я готова пробежать через весь кампус и домчаться до Ложи, но понимаю, что сначала нужно кое-куда зайти.

Потому что, какой бы срочной ни была моя задача, я должна это увидеть.

Подойдя к статуе, я смотрю на нее будто впервые.

Кэрр стоит в униформе времен Гражданской войны, держа обеими руками винтовку с длинным стволом. Скульптор, кем бы он ни был, позаботился о том, чтобы спина Кэрра была прямой, плечи отведены назад, а подбородок поднят. Гордый солдат войны, в которой он не победил.

Ядовитая ярость возвращается.

Сердце колотится по множеству причин, которые я даже не могу сосчитать. Я вспоминаю Стену Эпох и линии династий, смесь отстраненности и разочарования, с которой я на них смотрела. Стоя рядом с памятником, в самой высокой точке кампуса, на почетном месте, я оглядываюсь на учебные корпуса и