тихо, что Иве почудилось – оглохла. Она шевельнуться, вздохнуть боялась рядом с недвижимым супругом. А после в этой давящей тишине разверзлось болото, и из ран его выполз зеленый липкий туман. Разом воротились звуки: визг, стрекот, шепот и крики нечистиков. А Аир растянул губы в страшной самодовольной улыбке.

– Что это? – спросила жена Хозяина топей.

– Это я. То, что десятилетиями питало меня. Мое Болото. Моя Ненависть. Моя Сила.

Липкий и густой, туман льнул к его коленям, как верный пес. Повинуясь животному глубинному чутью, Ива шарахнулась. Что будет, докоснись до нее страшная дымка?

Аир горько хмыкнул:

– Что, не нравится?

– Страшно, – прошептала она.

– А не должно быть страшно. Не тебе…

Пробуя свежеобретенную власть, Хозяин вытянул руку, и туман метнулся туда, куда он указал. Деловитые жабы повскакивали со своих мест и порскнули в стороны, спасаясь, но одну из них туман все ж настиг. И та, оказавшись в ловушке удушливого дыма, свалилась замертво.

Ива охнула и закрыла нос рукавом, Аир же осторожно сжал ее запястье и отнял руку от лица.

– Ты жена мне. Пред богами поклялась со мною остаться.

– И теперь… – Ива облизала пересохшие губы и ощутила, как те похолодели. – Убьешь меня?

– Тебя? – Аир хохотнул. – Что ты! Тебя – нет. Только тебя я и не убью.

– Тогда кого же?

Ива задохнулась от страха. Ни к чему спрашивать, без того все стало ясно. Почти сто лет служило болото тюрьмой для неупокоенной, снедаемой злостью души. И вот теперь некто скудоумный отомкнул замки, снял колдовские оковы и выпустил на свободу чудище. И вовсе не о невесте мечтало чудище в заточении…

Что натворила глупая девка?! Чаяла одного человека выручить, а под беду подвела всех, кого когда-либо знала и любила!

– Ты будешь мстить? Ты хочешь убить… всех?

– Хочу? – удивился Хозяин болота. – Нет, я не хочу убить всех. Я собираюсь их убить. И ничто теперь не держит меня.

Глава 22

Хочешь крови?

Отчего туман вдруг накрыл деревню, не ведал никто. Видели только, как лес потонул в зеленоватой дымке, как она шмыгнула через поле, как скользнула через дорогу, точно живая, и как заклубилась у ворот. Будто сомневалась, входить ли. Вошла. И пошла потеха!

Первым неладное заметил Креп, бегавший по соседям в поисках дочери. Следовавший за ним молодой пес вдруг поджал хвост и жалобно заскулил, а потом вцепился зубами в штанину и потянул прочь. Ему, несмышленому, неведомо было, что туман вовсе не живой и бояться нечего. Зато, как и всякий зверь, он чуял зловещую силу, явившуюся с непогодью.

Креп замахнулся на щенка и хотел уж пойти дальше один. Боги уберегли! Чья-то затерявшаяся курица выскочила на дорогу. Поглядела на туман одним глазом, вторым, вопросительно квокнула… Когда же дымка накрыла ее, несушка захлопала крыльями, силясь, но не умея улететь, и вдруг… уронила головку и упала.

– Убереги Род! – пробормотал Креп и, закрыв рот и нос рукавом, бросился домой – конопатить щели, покуда не поздно.

Туман заползал во дворы, избы и сараи. Губил живность, какая попадалась. Стоило коснуться деревянной стены, как на той споро расцветала плесень. И только огня туман боялся. Углядел это зоркий пацаненок, младший сын старосты. Он заметил, как, прокладывая себе путь мимо кузницы, туман шарахнулся от тепла. Вот свезло-то, что Луг взялся дневать и ночевать там, осваивая ремесло покойного сына! Он и спать-то не ложился, оттого мехи раздували тепло еще до рассвета. Мальчишка смекнул, что к чему, и поспешил разнести весть по Клюквинкам:

– Топите печи! Разводите огонь! Староста приказал!

Повелений Нора клюквинчане привыкли слушаться беспрекословно, так что никто и не подумал поймать сорванца за ухо и расспросить. Все бросились исполнять. Это и спасло.

Тяжелее всего пришлось тоже Крепу. Жена рвалась вон из избы разыскивать Иву, а он, сам с трудом сдерживаясь, хватал ее поперек пояса и усаживал обратно на скамью.

– Не дура она! Догадается схорониться. Не спеши себя губить!

Кое-кого из мужиков туманом отрезало от деревни. С раннего утра они работали в поле, спасая пшеницу от сырости. Видели, как туман потянулся из леса к деревне, да шибко были заняты, чтобы кумекать, отчего это у него такой странный цвет. Самим не мешает – и ладно. Но в стороне им остаться была не судьба.

Хоть утро после ливня и выдалось на диво холодным, но Плоша страдал от жары. Виной тому приговоренная с вечера бутыль сливовой или тяжкий труд, он не разбирался. Мужик со стоном разогнулся, разминая поясницу. Он-то и углядел телегу старосты, мерно двигающуюся по дороге.

– Нор! Эй, Нор! Старый ты увалень! Куда путь держишь?

Вдовец негромко выругался. Он-то надеялся уехать незаметно, но не судьба. Махнул мужикам в ответ. Те же, с радостью воспользовавшись передышкой, оставили косы, наперебой расспрашивая старика. А и было о чем! Для торга не время, да и не отправился бы Нор в одиночку с товаром или деньгами: ну как разбойники? Так куда же едет?

– К родне никак собрался?

– К родне, – подтвердил староста. – К завтрему обернусь.

И только хотел снова тронуть поводья, как впереди замаячил кто-то. Подслеповато щурясь, староста не сразу узнал нескладеху Еню и бабку Алию. Да и не узнал бы, кабы они не переговаривались шумно и не спешили, временами срываясь на бег.

Староста вздохнул. Теперь-то точно мужики побросают работу и пойдут смотреть, что творится. И тогда поклажу старосте будет не спрятать. А поклажа была загляденье! Попадись кому, стыда не оберешься.

В телеге, с удобствами устроенная на мешках с сеном и накрытая одеяльцем, лежала Прина. Баба шумно храпела благодаря влитой в нее с вечера браге, но Нор подозревал: стоит ей проснуться, поднимет шум. А шуметь Прина умела, то всем известно!

– Унуча, – замерла Алия, прислушиваясь, – погляди, ти староста там со свойим жеребчиком, ти не?

Еня подтвердила:

– Они, бабушка!

– Вот он-то нам и нужон! – хлопнула в ладоши ведьма. – Нор! Эй, Нор! Старый ты хрыч! Сами боги табя нам послали, ня иначе!

Дай старосте волю, он бы хорошенько хлестнул по крупу своего норовистого любимца, чтобы тот до самого города нес что есть мочи. А не было б коня, и сам бы пробежался. А все потому, что слепую Алию старик страсть как не любил! И немудрено: как любить ту, что таскает тебя за бороду, ровно мальца неразумного, ни во что не ставит и команды раздает? Но и обижать Алию было чревато: ведьма не