из борьбы за привязанность Никки, а другую половину домогалась Кэша Уорнера, изо всех сил прикидываясь, будто не хочет официально встречаться с ним, выйти за него замуж и нарожать ему маленьких Кэшей. Лэйси изо дня в день упорно преследовала ее взглядом. И когда у Мелани стали выпадать волосы – пучок здесь, пучок там, будто кто-то выдергивал их ночами, – не было никаких оснований приплетать к этому Лэйси. Сквозь волосы начала проглядывать кожа на черепе, отвратительно бледная, и Мелани пришлось носить шляпы. Врачи диагностировали алопецию; Мелани диагностировала Лэйси.

Сару Кей терпели только потому, что ее бездельник-кузен всегда был готов купить ее несовершеннолетним друзьям пиво. Она пришла в спортзал и потеряла сознание на футбольном поле, сломав при падении запястье. Сара заявила, что, прежде чем перед глазами потемнело, Лэйси странно посмотрела на нее и что-то пробормотала себе под нос. Сара, сидевшая на диете из сельдерея и «Тик-така», получила освобождение от уроков физкультуры до конца семестра. Лэйси сделала на загривке татуировку: черную пятиконечную звезду.

Кейтлин Дайер, которая с молоком матери усвоила образ «соседской девчонки» и посвятила жизнь превращению в идеальную шуструю очаровашку в бейсболке, пропагандируемую журналом «Севентин», обнаружила на левой руке сыпь. Она уверяла, что после того, как Лэйси плюнула на нее в коридоре, там, куда попали капельки слюны, появились красные точки. Марисса Мэки одолжила у Лэйси карандаш на уроке истории, вследствие чего на следующее утро проснулась с ожогом в форме ножа на ребре ладони. Во всяком случае, таково было всеобщее мнение, пока младшая сестра не разболтала, что Марисса заплатила ей двадцать баксов, чтобы она прижгла ей руку щипцами для завивки и держала рот на замке. Все согласились, что такое поведение не заслуживает уважения.

Я полагала, что и все остальное тоже не заслуживает уважения. Загадочная боль в животе или покалывание в ноге превращались в знак отличия, миропомазание. Но ведь не докажешь, что Полетт Тайлер, потерявшая сознание у своего шкафчика, сымитировала обморок, хотя она весьма удачно приземлилась в мускулистые объятия Джеймса Альберта. Не скажешь вслух, что Мисси Джордан специально сделала так, чтобы ее вырвало на лабораторную по химии и на напарника. Но к следующей неделе Полетт и Джеймс официально сделались парой, а Мисси пересела за стол Никки в кафетерии, потому что враги моего врага и т. д.

Никому и в голову не пришло бы, даже в шутку, что, скажем, у Джесси Горина внезапно развились сверхъестественные способности. Мы знали друг друга с дошкольного возраста, вместе пережили вшей, козявки, ломку голосов, диагнозы. Мы знали друг друга как облупленных, по запаху и звуку, настолько досконально, что речь шла не столько о знании, сколько о слиянии в одно целое. Мы были единым самоненавидящим организмом. Но тело Лэйси всегда оставалось чужим.

Никки не удостоила сплетни серьезного рассмотрения.

– Считаю ли я ее гребаной ведьмой? – говорила она Элли Хейнс, когда они проходили мимо моего шкафчика. – Конечно. А тебя я считаю гребаной идиоткой.

Я заметила, что маска соскальзывает с нее. Она уже не так хорошо прикидывалась милой, как раньше; скользкая внешность обрела текстуру. Иногда я улавливала в ее дыхании аромат мяты, которым она обычно отбивала, запах родительского скотча. Усилия Лэйси (или неврозы и отчаянные старания самих жертв) «снимали» одну фаворитку за другой, но сама Никки Драммонд оставалась целой и невредимой. Как говорится, наводило на размышления.

Вот что, как утверждали, случилось, когда Никки поймала Лэйси у музыкального зала сразу после обеда. Никки якобы бросила ей вызов, предложив сделать что-нибудь здесь и сейчас, навлечь на нее гнев Сатаны. Доказать. Лэйси стояла, молчаливая и безразличная, наблюдая, как распаляется соперница.

– Ну? – спросила Никки. Говорили, что она почти дошла до ручки. – Давай. Сделай что-нибудь. Только без всякой хрени с сыпью. И без рвоты. Просто попроси своего дружка дьявола, чтобы я прямо здесь упала бездыханной.

Лэйси ничего не ответила.

– Покажи им, кто ты есть, – подзуживала Никки. – Я ведь знаю, как тебе навредить. Не забывай.

И тогда Лэйси заговорила. Вот что она сказала:

– «Наслаждение и боль, как и красота, – в глазах смотрящего»[57]. – Фраза напоминала заученную наизусть цитату из Священного писания. – Не будь такой нетерпеливой.

* * *

Лэйси попытались направить к школьному психологу, и после того как она якобы просидела всю беседу в зловещем молчании, беззвучно проговаривая заклинания одними губами и вынудив доктора уйти домой раньше времени с подозрительной мигренью, к нему же направили меня. Поскольку кабинета у него не было, мы встретились в пустом спортзале, перетащив два металлических складных стула под одно из баскетбольных колец. Пахло ваксой и мальчишеским потом, от доктора Джилла, на розовой рубашке которого проступили влажные пятна, исходил легкий аромат мази от кашля.

– Мне сказали, что вы очень близки с Лэйси Шамплейн, – начал он. Он не отличался экстраординарным уродством диккенсовского персонажа, которое пришлось бы мне по душе, но имел отталкивающую внешность типичного мужчины средних лет: отвислый подбородок, брюшко над ремнем из искусственной кожи, жирная, похожая на женскую, грудь под клетчатой рубашкой. – Как по-вашему, чего она добивается?

Я пожала плечами.

– Такое ощущение, что она слегка… не в себе? – продолжал он. – Вам так не кажется?

– Разве вы имеете право обсуждать со мной проблемы других людей? Это же незаконно, я не ошибаюсь?

– У вас есть собственные проблемы, которые вы хотели бы обсудить? Я знаю, что последний год был для вас трудным…

Я представила, как заполняю пробелы в его знаниях. Выбалтываю свои секреты, бросая их один за другим к его ногам. Лэйси. Никки. Папа. Вечеринка. Мое тело. Мой зверь. Если бы тайны не отягощали меня, я, чего доброго, взлетела бы.

– С чего вы взяли? – поинтересовалась я.

– Ваши учителя сообщили, что в последние месяцы ваше поведение отличалось некоторой нестабильностью, а еще тот… э… инцидент весной.

Мне почти захотелось, чтобы он рассказал о нем.

– В вашем возрасте естественно стремиться к новому опыту, примерять на себя новые личности. Но когда ученица за столь краткий период претерпевает столь радикальные трансформации, то…

…То это неестественно, а значит, были причины. Впереди ждут печальные последствия, потому что нельзя столь кардинально менять свою личность. Особенно если под маской остаешься прежней, сохраняя врожденные качества. Если форма соответствует содержанию, то всё в порядке. Но если, как желе, готов принять любую форму, дело плохо.

– Ну и что? – спросила я.

– Ну, в таких случаях мы обязаны спросить, не ведет ли ученица борьбу за самоопределение и очерчивание границ своей индивидуальности, и не представляет ли эта