Я поглубже закуталась в овчину, сунула нос в воротник иобнаружила, что Чижа уже нет рядом. Только этого не хватало! Я в отчаяниизавертела головой: Чиж как будто сквозь землю провалился! Зарылся в сугробе,уснул под снегом…

А бамбуковый маятник качнулся в очередной раз. И от этогокороткого зловещего звука у меня чуть не лопнули барабанные перепонки.

— Чиж! — что было сил заорала я. — Чиж! Выгде?!

Чи-иж!!!

Прошла вечность, прежде чем Чиж откликнулся.

— Ну что вы орете, Алиса? — Его голова показаласьиз-за сугроба. — Нервишки шалят?

— Пошаливают, — устыдилась я своей минутнойслабости.

— Идите-ка сюда!

Чтобы добраться до него, мне пришлось перемахнуть черезсугроб. Для начала я увязла в снегу по колено, потом едва не потеряла ботинок.И в довершение ко всему больно отбила зад, когда, не удержав равновесие,плюхнулась рядом с Чижом.

Он и не подумал помочь мне. Его хватило только на ехиднуюухмылку.

— Вы всегда идете напролом?.. Здесь есть тропинка, выразве не заметили?

— Нет.

Я поднялась на ноги и осмотрелась. Что ж, приходитсяпризнать, что Чиж добился своего: следы Доржо и Дугаржапа привели его к глухойстене дома, украшенной одним-единственным микроскопическим окошком. Окошконаходилось достаточно низко, на уровне груди.

— Узнаете? — торжественным голосом произнесЧиж. — Это то самое кухонное окно. Можете заглянуть внутрь, толькоосторожно, не затопчите следы.

Мне даже не пришлось оттаивать стекло дыханием: отсюда, содвора, совсем неплохо просматривалась часть кухни и темный проем коридора.

— Оранжерея чуть дальше, — просветил меняЧиж. — Судя по всему, они обогнули ее и некоторое время простояли возлеэтого окна.

— С чего вы взяли?

— Следы! Видите, как тут все утрамбовано! И вот ещечто! — Чиж раскрыл ладонь, на которой оказался мокрый и сморщенный окурок“Bora”. — Они даже успели покурить.

— Одну на двоих? Как в окопе?

— Не знаю… Может быть, курил только один.

— А пепел вы, случайно, не собрали?.. Чиж пропустил моюшпильку мимо ушей. Он был слишком увлечен собой и своей находкой.

— Факт остается фактом: они простояли здесь достаточнодолго…

— Достаточно долго для чего?

— Для того, чтобы что-то увидеть! — выдохнулЧиж. — Иначе они были бы живы!

— Интересно, что такого здесь можно было увидеть?

— Ну, например, как убийца подсыпает яд в бутылку. Ясамым циничным образом рассмеялась:

— У вас разыгралось воображение! Ну как, скажите… Какможно было понять, что кто-то что-то подсыпает в бутылку?

— Возможно, они что-то сопоставили… Я живо представиласебе лица Доржо и Дугаржапа, еще более плоские и еще более круглые, чем лицоБотболта. Сонные лощины глаз и рты, изъеденные алкоголем и жаждой дешевыхпорнопоцелуев. Если они что-то и могли сопоставлять, так это только размерсвоих пенисов во время мастурбации перед телевизионным экраном. Похоже, Чижупришла в голову сходная мысль. Он нахмурился, возмущенно покашлял, а потомизрек:

— Или… Или преступник убрал их до того, как они успеличто-то сопоставить. Нанес, так сказать, упреждающий удар. Подстраховался.

— Не забывайте, что на кухне было светло. А здесь, заокном, соответственно, темно. Тем более ситуация была экстремальной… Вряд липреступник обратил бы внимание на окно. К тому же такое маленькое.

— Вот именно. Экстремальная ситуация! —бесцеремонно перебил меня Чиж. — Нервы напряжены до предела, скрытыечеловеческие возможности высвобождаются. Любая мелочь врезается в память… А двалоботряса за окном — это не мелочь, смею вас уверить. И потом, не забывайте.Стол с напитками стоит возле окна. Даже больше — прямо под ним. И вплотнуюпридвинут. Они могли столкнуться нос к носу, их разделяло только стек.

Я просто диву давалась, с какой горячностью, с какойстрастной убежденностью Чиж развивал понравившуюся ему версию. Все, что так илииначе не подходило под нее, вызывало в нем скрытую ярость. Он был готов закрытьглаза на одни обстоятельства и выпятить другие, лишь бы пасьянс сошелся ипобедителя наградили тульским пряником.

— О чем вы думаете, Алиса?

— О том, что опасно идти на поводу у своих теорий. Выбыли бы бичом убойного отдела, Чиж. Вы засадили бы за решетку сотню невинных —и только из-за того, что их имя рифмовалось с названием ботинок, которые носилажертва. Или с маркой пива, которое жертва пила за полчаса до смерти… А всепотому, что вы — хренов эстет.

— Разве плохо быть эстетом? — оскорбилсяЧиж. — Разве ваша Аглая не была эстеткой?!

— Красота схемы еще не гарантирует ее истинности!

— Да ладно, бросьте на меня рычать.

— Я не рычу.

— А кто же тогда рычит?..

Теперь и я услышала этот тихий вибрирующий звук. Онприближался. Он не предвещал ничего хорошего, он заставил кровь в жилахсвернуться калачиком и заледенеть, а сердце — шлепнуться прямиком в желудок.Прямо на остатки бурятского фуршета.

— Что это? — шепотом спросила я у Чижа, хотя ужезнала что.

Собаки.

Собаки, готовые отомстить за лесных братьев Доржо иДугаржапа.

— Не оборачивайтесь. — Чиж не произнес этого, нет:он просто беззвучно пошевелил губами. — Не оборачивайтесь.

Но я и не собиралась оборачиваться. Одного вида Пети Чижамне хватило с лихвой: его мягкий и податливый хохолок распушился венецианскимвеером, ресницы встали дыбом, а вместо рта теперь зияла впадина.

— Они? — почти теряя сознание, пролепетала я.Справиться со словом “собаки” мне так и не удалось.

Чиж прикрыл глаза и тотчас же открыл их, что могло означатьтолько одно: собаки, кто же еще, ну вот и прошвырнулись, а ведь я был хорошимоператором, и всегда одалживал страждущим десятку на пиво, и собирал монетыарабских стран, и читал Марио Варгас Льосу в подлиннике, и с формулойдезоксикортикостерона справлялся как будьте-нате!.. А теперь, черезминуту-другую, вся эта груда человеческих достоинств, прикрытая жилеткой,превратится в суповой набор для волкодавов!..

— Не оборачивайтесь, — просипел Чиж.

— Сколько их?

— Понятия не имею… У меня в глазах двоится.

— Где они?

— Метрах в пятнадцати… Теперь уже в десяти…

— Что будем делать?

Чиж ухватил меня за край полушубка и стал потихонькуподтягивать к себе.

. — Может быть, они нас не тронут… Может быть, онипризнают одежду…