– Вы садитесь, дорогая моя, –суетилась Нина Ивановна, – сейчас Петр Леонидович выйдет. Ах, он такойстеснительный, прямо до смешного! Пойду его потороплю, небось галстук выбирает.

С этими словами она убежала. Я осталась одна иуставилась на буфет. Вон тот пузатый чайник Нина Ивановна привезла из СреднейАзии, а стоящий рядом с ним сервиз «Мадонна» прибыл из Германии, где служилсупруг председательницы.

…Однако жених заставляет себя ждать.

Тут раздался звонок, потом голоса:

– Пришла чуть раньше, не страшно? –спросил кто-то. – Мы договаривались на полдесятого, но закончила работу…

– Ничего, ничего, – запела НинаИвановна, – сейчас вам тапочки принесу.

Через секунду хозяйка влетела в гостиную изашептала:

– Вот принес черт! Это моя дальняяродственница, седьмая вода

на киселе! Набилась в гости, поболтать ейохота. Ну что за люди! Предупредила же, не раньше чем в девять тридцать. Нет!Приперлась без пятнадцати восемь! Совсем без понятия! Вот что, ЕвлампияАндреевна, вы ей не дай бог про сватовство не сболтните. Такая противная баба! Прямобеда! Я скажу, что вы моя… э… подруга! Идет?

– Конечно, – кивнула я, – мнесамой не слишком хочется объясняться с посторонними.

– Вот и чудесно! – просияла НинаИвановна. – Сейчас Петр Леонидович оденется, попьем чайку, ненавязчивопознакомимся!

Резко повернувшись, она убежала и спустямгновение вернулась, толкая перед собой женщину лет пятидесяти, в ярко-красномкостюме.

– Знакомьтесь, это Кирочка. КираГригорьевна, разрешите представить вам мою лучшую подругу Евлампию Андреевну.

– Здравствуйте, – церемоннопроизнесла вошедшая.

– Добрый вечер, – кивнула я.

– Вы тут пока пообщайтесь, –фальшиво-весело закивала хозяйка, – а я Петра Леонидовича потороплю!

Мы с теткой уставились друг на друга. Когдамолчание стало невыносимым, я решила завести светскую беседу:

– Какой холодный сегодня вечер!

– И не говорите, – отозвалась КираГригорьевна, – мороз!

– Очень скользко!

– Просто каток!

– Впрочем, мне такая погода большенравится, чем слякоть.

– Однозначно! Но у нас вечно катаклизмы,под Новый год всегда дождь идет!

– И не говорите, а летом вдруг заморозкиначинаются!

Вымолвив последнюю фразу, я поняла, что большеничего не могу сказать о погоде, и замолчала. Кира Григорьевна тоже притихла.Мы посидели в неловкой тишине, потом родственница Нины Ивановны предпринялановую попытку завести разговор:

– Что-то морозит!

– И не говорите, холодает!

– А под ногами лед.

– Просто ужасно, дико скользко.

– Но, согласитесь, когда зимой тепло, этоненормально!

– Да уж, но у нас вечно с погодойбезобразие творится!

Вновь повисло молчание. Я уже собиралась пойтипо третьему кругу, но тут в комнату заглянула Нина Ивановна.

– Не скучаете?

– Нет, – хором ответили мы с КиройГригорьевной.

– Вот и чудесно, – оживиласьхозяйка, – сейчас Петр Леонидович оденется, и мы вместе попьем чайку.

Я удивилась. Ну почему он так долго невыходит? Впрочем, Нина Ивановна вроде сказала, что он выбирает галстук!Конечно, это дело важное, сразу и не сообразишь, какой повязать, но сколько жеих у незнакомого Петра Леонидовича? Ведь не тысяча же!

– Простите, – кашлянула КираГригорьевна, – я понимаю, что мой вопрос покажется глупым или, не дай бог,бестактным, но, поймите меня правильно, дело такое… Вы же близкая подруга НиныИвановны?

Я решила играть роль до конца и кивнула.

– Да.

– И как он?

– Кто?

– Петр Леонидович, естественно, как он?

– По-моему, нормально, – ответила яосторожно.

– Он здоров?

Я на секунду замешкалась. Что ответить? Вдругон недавно болел гриппом? Я-то его совершенно не знаю!

– Ну, кажется, Петр Леонидович хорошосебя чувствует, насколько это возможно в его возрасте.

– В каком? – вдруг оживилась КираГригорьевна.

– Что вы имеете в виду? – осторожнопоинтересовалась я.

– Сколько ему лет?

– Кому? – Я решила прикинутьсяваленком.

– Да Петру Леонидовичу! Вы же должнызнать!

– Э… э… э… – протянула я, – ну…точно цифру не назову… в общем, он мужчина в самом расцвете сил.

– А здоровье? Здоровье как?

– Чье?

– Петра Леонидовича?

Честно говоря, непонятное назойливоелюбопытство Киры Григорьевны стало меня несколько раздражать.

– Отличное, – рявкнула я, – вкосмос отправлять можно! Туда-сюда слетает, с выходом на внешнюю сторонумодуля, и даже не запыхается.

– Ах, милая Евлампия Андреевна, –закатила хитрые, похожие на бусинки, глазки Кира Григорьевна, – надеюсь,мы будем долго дружить, вместе пить чай под яблоней. У него же в саду естьфруктовые деревья? Вы должны знать, вы ведь ближайшая подруга нашей милой НиныИвановны.

– У кого? – на этот раз совершенноискренне спросила я.

– Да у Петра Леонидовича, на даче.

– Ага, – кивнула я, – и яблони,и груши, и сливы, и капуста.

– Ах, дорогая Евлампия Андреевна, –Кира неожиданно пришла в бурный восторг, – можно я вас поцелую?

Я терпеть не могу, когда меня трогаютпосторонние люди. Если в метро кто-то случайно задевает меня локтем, вособенности летом, когда тело не защищает толстая одежда, мне тут же хочетсяпойти помыться. Поэтому я собралась воскликнуть: «Нет, нет, я, кажется, гриппподхватила, могу заразить вас», но не успела.

Кира Григорьевна с резвостью молодой лошадиподскочила ко мне и мгновенно заключила в свои объятия, обдав запахом дешевыхдухов, и несколько раз чмокнула в щеку.

– Дорогая, милая, любезная ЕвлампияАндреевна, считайте меня своей подружкой.