знаю, – в голосе послышалось напряжение, – где негров угнетают и рабочий класс эксплуатируют.

– Я, товарищ Мальцев, хочу сказать, на всякий случай, что я в Москву приехала с делегацией Соцрабинтерна, – уточнила Ирина.

– Так ты из наших, что ли? – Напряжение в голосе спало. – Во, так бы сразу и сказала. Ну, товарищ Зинаида, тогда говори, чего надо.

– Видите ли, товарищ Мальцев…

– Петр Петрович меня зовут, – прервал ее тот. – Коли ты своя, так можешь по-простому называть.

– Спасибо, Петр Петрович, – изобразила Ирина признательность. – Так вот, я хочу написать статью о героях вашей Гражданской войны, и нашим американским читателям, которые из истории Соединенных Штатов хорошо знают, что есть такое гражданская война, было бы очень интересно узнать правду о Гражданской войне в России, как у вас обычно говорят, из первых ртов, ой, простите мой русский, из первых рук, – смущенно поправилась она, – от реальных героев, таких, как вы и ваши товарищи, – сделала паузу, изображая, что читает по бумажке, – Ракелов, Тушкевич, Серегин.

– Так ты и о них, Зинаида, тоже, что ли, знаешь? – удивился Мальцев. – О как! Ну, Зин, какие ж мы герои? – В голосе зазвучали довольные нотки. – Партия нам все дала и героями сделала. Потому мы партии преданно служим. А ты откуда все же про друганов моих Якова Степаныча, Санька знаешь?

– Петр Петрович, кто же про вас в Москве не знает, про дружбу вашу революционную? – с восторгом воскликнула Ирина. – Вот мне вас и рекомендовали…

Трубка довольно засопела.

– Да… дружба наша давнишняя, почитай, с первых героических дней. Да только раскидало нас сейчас – каждый на своем посту партии служит. Сашок в Париже интересы родины отстаивает, а Яков Степаныч вот приболел, – в трубке послышался треск, – паралич у него. Вот герой так уж герой! На самом лезвии всегда…

– Как заболел? – ахнула Ирина. – Ай-яй-яй, – сокрушенным голосом сказала она. – Почему заболел? Что же теперь делать? Увидеть его никак-никак нельзя?

– Увидеть-то, чего ж нельзя, можно – в санатории он лечится рядом с Горками Ленинскими. Слышала, поди? Адресок, коли надобно, тебе мой секретарь Варвара продиктует, да проку-то что? Не говорит Яков совсем. А как ведь раньше говорил, как говори-ил! – замолчал, подбирая нужные слова. – Враги от его комиссарских речей просто трепетали и падали…

– А что Тушкевич? – прервала собеседника Ирина. – Хотелось бы встретиться с вами обоими и…

– Ну, насчет Санька, ты, Зинаида, не беспокойся. Санька-то я враз представлю. В Москве он, в моей системе работает.

– Только давайте, Петр Петрович, заранее о встрече договоримся. Окей? Вы человек занятой, и у вас все, я понимаю, заранее расписано.

На том конце провода возникла важная пауза.

– Может быть, вы подумаете, а я завтра позвоню? – внутренне сжавшись, безразлично спросила Ирина. – Правда, я в Москве всего три дня буду жить с делегацией.

– Чего ж это завтра? Почему же это завтра? – забеспокоился Мальцев. – Да помню я все, помню, выдь отсюда! – раздраженным голосом приказал кому-то. – Сейчас прикинем. В десять утра – совещание, потом – с докладом, после обеда… нет, не выйдет – собрание… Так… Слышь, Зинаида, приезжай ко мне на работу ближе к вечеру, часам к восьми. Тушкевичу свистну, и он приедет. Посидим, погутарим…

– Нет-нет! – поспешно воскликнула она и, тут же рассердившись на себя за излишнюю торопливость, продолжила извиняющимся тоном: – Мне и так неловко занимать ваше время, и потому мое предложение следующее: я приглашаю вас в ресторан. Вместе с товарищем Тушкевичем. Это будет мое извинение за время, которое вы мне подарите. Знаете ли вы ресторан «Париж» на углу Кузнецкого Моста и улицы Петровка? Мне сказали, там очень хорошо кормят. Окей? Придете?

– В ресторан, говоришь? – Трубка задумалась. – Ох и хитрая ты, Зин! Ох и хитрая! Именно в ресторан ей надо. Именно в ресторан, – послышалось шуршание перелистываемых страниц. – Ну да ладно, уговорила! Время… время… Давай к восьми. Нет, к семи, кажись, успею.

– Договорились, Петр Петрович, – радостно сказала она.

– Но ты, когда придешь, – продолжил Мальцев, – во внутренности проходи и жди. Предупреди только, чтобы нас встречали. Коли немного припозднимся – палубу не покидай. Сама понимаешь, мы в госмеханизме хоть люди немаленькие, но себе не принадлежим. Значит, в семь. А ты, – в трубке раздался смешок, – судя по голосу, интересная… товарищ будешь… Я, знаешь, хорошо-о по голосам определяю. У видной женщины и голос говорящий. Завтра и проверим мое чутье. Ну, все. До встречи, товарищ Зинаида. С революционным интернациональным приветом! – Положил трубку.

Ирина снова торопливо набрала номер и, выяснив у секретаря адрес санатория, в котором находится на излечении герой Гражданской войны товарищ Ракелов, откинулась на спинку кресла и прикрыла глаза, чтобы сбить лихорадочное возбуждение.

«Итак, завтра с самого утра – в санаторий, навестить больного, – начала планировать день. – Только надо успеть в магазин за одеждой попроще. А вечером – в ресторан. Итак, уже завтра…» 

* * *

Вернувшись в гостиницу, Ирина решила не подниматься в номер и, оставив сверток с одеждой у портье, прошла в ресторан. Услужливый метрдотель, сразу разглядев в ней иностранку и непрерывно повторяя по-французски «прошу, мадам, спасибо, мадам», проводил к столику у окна. Выросший словно из-под земли официант, вполне сносно изъяснявшийся на немецком, принял заказ – судака под белым соусом и бокал вина.

Ирина закурила и огляделась. У стены под картиной с изображением горного пейзажа пианист в белой рубашке с красным шелковым бантом вместо галстука играл на рояле. Негромкая музыка, подобно журчащему ручейку, успокоительно и расслабляюще протекала через зал, огибая столы и стулья, и исчезала, впитавшись в тяжелые бархатные портьеры.

Однако ж насладиться музыкой Ирине не удалось – мешала непрерывная болтовня сидевшей через столик худощавой рыжеволосой женщины, обладавшей тем редким голосом, когда каждое, даже не громко произнесенное слово отчетливо слышно на любом удалении. Ее спутник, раскормленный мужчина средних лет в туго обтягивающем френче с расстегнутым воротником, надев на лицо маску заинтересованности, обреченно слушал, не прекращая жевать, и время от времени кивал, то ли в знак согласия, то ли по привычке.

– Ну хорошо, котик, – на лице женщины появилось скорбное выражение, которое должно было свидетельствовать о масштабе приносимой жертвы, – значит, это платье из креп-жоржета покупать не будем, – горестно вздохнула она, выдержала паузу, а затем, оживившись, продолжила: – Тогда непременно привези мне из Парижа что-нибудь эксцентричное из крепа, на чехле, отрез синего люстрина, непременно духи «Монбодюр» и пудру «Аракс». Лучше – две коробки, – показала на пальцах, чтобы было яснее. – И не забудь про платье! Запомнил? На чех-ле! – сказала по слогам.

Мужчина кивнул и положил в рот кусочек мяса.