– Кто? – спросила она. – Кто говорил тебе? Где ты этодостал? – Лицо ее стало меняться, все больше напоминая морду рептилии. Мэри вроли следователя в мистическом триллере, пристально глядящая в глазаподозреваемому: Ну, давай, Мак-Гонигал, решай, какой способ допроса тывыбираешь – жесткий или мягкий? Потом стало еще хуже: она напомнила ему обисториях Говарда Лавкрафта, которые он читал еще в детстве. В этих жутковатыхрассказах абсолютно нормальные люди превращались в рыбоподобных ползучих тварей– по воле Старейшин. Лицо Мэри стало покрываться чешуей и отдаленно напомнилоему голову угря.

– Какая разница? – испуганно сказал он. – Почему бы тебе неоставить меня в покое? Когда ты, наконец, перестанешь мне досаждать? Я ведьтебя не трогаю.

Ее лицо отпрянуло и вновь стало похожим на лицо Мэри –обиженное, недоверчивое, – и он почувствовал легкое раскаяние. – Хорошо, Барт,– сказала она спокойно. – Ты можешь творить над собой все, что душе твоейугодно. Но прошу тебя, не впутывай в это меня. Это не слишком обременительнаяпросьба?

– Конечно, н… Но она не дослушала его ответ. Онаразвернулась и быстро пошла в сторону кухни, не оглядываясь. Он почувствовалраскаяние, но вместе с тем и облегчение. А вдруг кто-то еще попытается с нимзаговорить? Тогда он будет разоблачен. Он не способен говорить с людьминормально, только не в таком состоянии. Он даже не может одурачить их, выдавсебя за пьяного.

– Аферрррррррра, – сказал он, нежно раскатывая по небу. Наэтот раз ноты вылетели изо рта по прямой – все они были с флажками. Он можетвыдувать ноты хоть всю ночь и чувствовать себя при этом абсолютно счастливым,лично он не имеет ничего против. Но только не здесь, где любой может подойти изаговорить с ним. Может быть, в каком-нибудь тихом месте, где он сможетуслышать свои мысли. А эта вечеринка создавала полную иллюзию, что он стоит заогромным водопадом. Трудно думать в таком хаосе. Лучше отыскать какую-нибудьтихую заводь. Может быть, негромко включить радио, послушать музыку. Ончувствовал, что тихая музыка поможет ему думать. А думать было о чем.

Он ощутил абсолютную уверенность, что люди то и дело искосана него поглядывают. Наверное, Мэри уже раззвонила всем и каждому. Я такбеспокоюсь. Барт нажрался мескалина. Сплетня распространится от группки кгруппке. Они будут делать вид, что танцуют, пьют и разговаривают, но на самомделе они будут украдкой наблюдать за ним, шептаться у него за спиной. Онабсолютно в этом уверен. Это кррррристально ясно.

Мимо него проходил человек, слегка покачиваясь и неся вруках очень высокий бокал. Он ухватил человека за лацкан его спортивногопиджака и хрипло прошептал ему в ухо:

– Что они обо мне говорят?

Человек наградил его отрешенной улыбкой и выдохнул ему влицо пары скотча. – Я это обязательно запишу, – сказал он и двинулся дальше.

В конце концов, он добрался до кабинета Уолтера Хэмнера.Сколько времени прошло с того момента, как он пришел на вечеринку, оставалосьдля него полной тайной. Когда он закрыл за собой дверь, гул вечеринки сталзвучать куда тише, принеся облегчение его истерзанному слуху. В нем зарождалсястрах. Мескалин не только не перестал действовать, но с каждой минутой подчинялего себе все сильнее и сильнее. Ему показалось, что он пересек гостиную, неуспев и глазом моргнуть – в буквальном смысле этого выражения. Еще одно столь жекраткое мгновение понадобилось ему для того, чтобы миновать темную спальню, гдена кровати была навалена гора пальто. Третье мгновение перенесло его в холл.Нить последовательного нормального существования разорвалась, и бусиныреальности брызнули во все стороны. Связность событий утратилась. Чувствовремени распалось на фрагменты. Что если он никогда не вернется к своемуобычному состоянию? Что если он останется таким навсегда? Ему пришло в голову,что неплохо бы свернуться калачиком и поспать, но он не знал, удастся ли емузаснуть. А если удастся, то одному Богу известно, какие сны ему приснятся. Он сужасом вспомнил о том, с какой легкостью и беззаботностью принял он таблетку.Это совсем не было похоже на состояние опьянения. Внутри, в самом центре его «я»,уже не было мерцающего зернышка сознания, которое никогда не становилосьпьяным. Центр исчез, и безумие завладело им полностью.

Но здесь ему стало лучше. Может быть, здесь он сумеетвосстановить контроль над собой. Во всяком случае, если он выкинет какую-нибудьидиотскую штуку, то никто…

– Эй, привет.

Он испуганно вздрогнул и посмотрел в угол. Рядом с одним изкнижных шкафов Уолтера в кресле с высокой спинкой сидел человек. На коленях унего лежала открытая книга. Но был ли это человек? В комнате был только одинисточник света – лампа на маленьком круглом столике по левую руку отнезнакомца. Ее свет отбрасывал на его лицо длинные тени, так что глаза егоказались черными провалами, а щеки вырисовывались зловещими, сардоническимипятнами. На мгновение ему показалось, что он столкнулся лицом к лицу с самим Сатаной,забредшим в кабинет Уолли Хэмнера. Потом незнакомец встал, и он убедился, чтоэто человек, самый обычный человек. Высокий парень лет шестидесяти, с голубымиглазами и носом, о который не раз разбивали бутылки в пьяных драках. Однако вруках у него не было стакана со спиртным. На столике также ничего не быловидно.

– Еще один странник, – сказал человек и протянул руку длярукопожатия. – Фил Дрейк.

– Бартон Доуз, – ответил он, все еще не сумев прийти в себяот страха. Они пожали друг другу руки. Рука Дрейка была скрючена и покрытастарыми шрамами – возможно, от ожога. Но он ничего не имел против того, чтобыпожать ее. Дрейк. Фамилия показалась ему знакомой, но он никак не могвспомнить, где он слышал ее раньше.

– С вами все в порядке? – спросил Дрейк. – Вы выглядитемалость…

– Я под кайфом, – сказал он. – Я принял мескалин и, Господи,как же я улетел. – Он посмотрел на книжные полки и увидел, что они пульсируют,то выпирая, то втягиваясь обратно. Это не понравилось ему – слишком уж похожена огромное бьющееся сердце. Больше ему не хотелось видеть ничего похожего.

– Понятно, – сказал Дрейк. – Садитесь. Расскажите мне о том,что вы чувствуете.

Он посмотрел на Дрейка с некоторым удивлением, а потомпочувствовал, как его захлестнула волна облегчения. Он сел. – Вы знаете омескалине?

– О, совсем немного. Я работаю в кафе на окраине. Ребятапостоянно расхаживают по улицам, улетая от какой-нибудь гадости. Как вашенынешнее путешествие? – спросил он вежливо.

– И плохое и хорошее, – сказал он. – Немного тяжелое. Да,это точное слово. Наркоманы им часто пользуются, я слышал.

– Да.

– Я уже начал бояться. – Он мельком посмотрел в окно иувидел длинное небесное шоссе, протянувшееся через весь купол ночного неба. Сбеспечным видом он отвел взгляд, но не сумел удержаться и облизал губы. –Скажите мне… Сколько это обычно продолжается?