– Когда вы закинулись?

– Закинулся? – Буквы выскочили у него изо рта, упали на поли расплылись.

– Ну, когда вы приняли наркотик?

– Аа… Около половины девятого.

– А сейчас у нас… – Он посмотрел на часы. – Сейчас у насчетверть десятого…

– Четверть десятого? Только и всего?

Дрейк улыбнулся. – Чувство времени становится резиновым,верно? Думаю, к половине второго вы уже будете в полном порядке.

– Точно?

– Да, я почти уверен. Сейчас у вас, по всей видимости, самыйпик. У вас много визуальных галлюцинаций?

– Даже слишком.

– Вы видите много такого, что не предназначалось длячеловеческих глаз, – сказал Дрейк и улыбнулся странной кривой улыбкой.

– Точно, вы совершенно правы. – Чувство облегчения,вызванное присутствием этого человека, стало еще сильнее и напряженнее. Ончувствовал себя спасенным. – А чем вы занимаетесь помимо разговоров с мужчинамисредних лет, провалившимися в кроличью нору?

Дрейк снова улыбнулся. – Неплохо сказано. Обычно люди подмескалином или кислотой начинают нести околесицу, а иногда вообще теряютспособность к членораздельной речи. Большинство своих вечеров я работаю вслужбе психологической помощи по телефону. Рабочие дни я провожу в кафе, окотором я уже говорил. Называется оно «Отдохни, Мамаша». Основную частьклиентуры составляют уличные сумасшедшие и алкоголики. По утрам я просто гуляюпо улицам и разговариваю с теми из моих прихожан, кто уже встал. А впромежутках я выполняю мелкие просьбы заключенных из окружной тюрьмы.

– Вы священник?

– Меня называют уличным проповедником. Очень романтично. Нокогда-то я был настоящим священником.

– А теперь нет?

– Я оставил свою мать церковь, – сказал Дрейк. Слова звучалимягко, но в голосе его послышались нотки какой-то ужасающей решимости. Емупоказалось, что он слышит лязг навсегда захлопнувшейся железной двери.

– Почему?

Дрейк пожал плечами. – Это не имеет значения. А что вы?Откуда вы взяли мескалин?

– Мне его дала девушка, ехавшая стопом до Лас-Вегаса.По-моему, неплохая девушка. Она позвонила мне на Рождество.

– Хотела, чтобы вы ей помогли?

– Наверное.

– Вы помогли ей?

– Не знаю. – Он хитро улыбнулся. – Отец, расскажите мне омоей бессмертной душе. Дрейк сморщился. – Я вам не отец.

– Ну, неважно.

– Так что вы хотите узнать о своей душе? Он посмотрел насвои пальцы. Он мог стрелять из них маленькими сгустками света. Стоило емупожелать, и сверкающая шаровая молния вылетала из-под ногтей. Это наполняло егопьянящим ощущением власти. – Я хочу знать, что случится с ней, если я совершусамоубийство.

Дрейк нервно поежился. – Это не вы спрашиваете меня осамоубийстве. Вместо вас говорит наркотик.

– Нет, это я говорю, – сказал он. – Ответьте мне, прошу вас.

– Не могу. Я не знаю, что случится с вашей душой, если высовершите самоубийство. Однако я знаю, что случится с вашим телом. Оно сгниет.

Озадаченный этими словами, он вновь опустил глаза на своипальцы. Они послушно заискрились под его взглядом, напомнив ему о рассказеЭдгара По «Странный случай с мистером Вольдемаром». Ну и ночка. По и Лавкрафт.Он поднял глаза, ощущая себя немного сбитым с толку, но отнюдь необескураженным.

– Чем занято сейчас ваше тело? – спросил Дрейк.

– Что? – Он нахмурил лоб, пытаясь извлечь смысл изпоставленного вопроса.

– Существуют два вида кайфа, – сказал Дрейк. – Головной ителесный. Вы чувствуете тошноту? У вас что-нибудь болит? Какие-нибудьнеприятные ощущения?

Он сосредоточил внимание на своем теле. – Нет, – ответил онпосле паузы. – Я просто чувствую себя… Занятым. – Он немного посмеялся над этимсловом, и Дрейк тоже улыбнулся. Это слово довольно точно описывало егоощущения. Его тело, даже в неподвижном состоянии, казалось очень активным.Довольно легкое, оно в то же время не было бесплотным. Собственно говоря, онникогда не чувствовал себя таким телесным, никогда еще он не отдавал себетакого ясного отчета в том, насколько переплетены его физические и умственныепроцессы. Их нельзя было отделить друг от друга. Тело и сознание сплавились вединое целое, и этому никак нельзя было воспрепятствовать. Интеграция.Энтропия. Эти мысли набросились на него, словно быстрый тропический восход. Онпринялся обдумывать их в свете своей нынешней ситуации, пытаясь найти в нихкакой-то скрытый узор (если он действительно был там, этот узор), но…

– Но ведь есть еще и душа, – громко произнес он вслух.

– Что там насчет души? – любезно поинтересовался Дрейк.

– Если убить мозг, то умирает и тело, – произнес онмедленно. – И наоборот. Но что происходит с душой? Вот в чем вопрос, оте…Мистер Дрейк.

– Какие сны нам в смертном сне приснятся? – сказал Дрейк. –Это из «Гамлета», мистер Доуз.

– Как вы думаете, душа продолжает жить? Есть ли что-нибудьпо ту сторону смерти?

Глаза Дрейка потемнели. – Да, – сказал он. – Я думаю, чтожизнь после смерти существует… В некотором роде.

– А считаете ли вы самоубийство смертным грехом, которыйобрекает душу на вечные муки?

Дрейк долго не отвечал. – Самоубийство – это ложный выход, –сказал он, наконец. – Я верю в это всеми силами своей души.

– Но это не ответ на мой вопрос.

Дрейк поднялся с кресла. – У меня нет ни малейшего намеренияотвечать на ваш вопрос. Я больше не имею дела с метафизическими проблемами. Я –светский человек. Хотите вернуться на вечеринку?

Он подумал о шуме и сумятице и отрицательно покачал головой.

– Тогда домой?

– Я не в состоянии управлять машиной.

– Я могу отвезти вас.

– Серьезно? А как вы вернетесь обратно?

– Вызову такси из вашего дома. В новогоднюю ночь легковызвать такси.

– Это было бы просто здорово, – сказал он с благодарностью.– Я хотел бы побыть в одиночестве. Пожалуй, неплохо бы посмотреть телевизор.

– А вас можно оставить одного? – мрачно спросил Дрейк. – Выбудете в безопасности?

– Никто не чувствует себя в безопасности в этом мире, –ответил он с той же серьезной интонацией, и оба они рассмеялись.

– О'кей. Хотите с кем-нибудь попрощаться?