Но ходить по магазинам было действительно здорово. Так жездорово, как пить кофе в гриле Бенджи, мыть «ЛТД» в автоматической мойке илиостанавливаться у киоска Хенни, чтобы купить новый номер «Тайм». Ближайшийсупермаркет представлял собой огромное помещение, освещенное установленными напотолке люминесцентными лампами и заполненное женщинами, которые толкали передсобой тележки, увещевали отбившихся от рук детей и хмурились, глядя на помидорыв прозрачной пластиковой упаковке, сквозь которую нельзя было толком ихпощупать. Из колонок струился ровный поток музыки, наполнявший ваши уши своимнеслышным звучанием.

В этот день (была суббота), как обычно по уикендам, вмагазине было больше мужчин, сопровождающих своих жен и раздражающих их своимидилетантскими предложениями. Он благосклонно наблюдал за мужьями, женами иразнообразными типами сотрудничества между первыми и вторыми. День был ясный, исолнечный свет вливался внутрь сквозь огромные окна фасада, растекаясь яркимиквадратами у кассовых аппаратов, а иногда, упав на волосы какой-нибудь женщины,превращая их в сияющий нимб. В такой обстановке ему начинало казаться, что всепоправимо, но ночью ситуация представала перед ним совсем в другом свете.

В тележке его лежал набор покупок, обычный для мужчины,которому неожиданно пришлось вести хозяйство самому: спагетти, тушенка встеклянной банке, четырнадцать упаковок с готовыми обедами, дюжина яиц, масло иупаковка апельсинов, чтобы предотвратить цингу.

Он шел по центральному крылу, направляясь к кассовымаппаратам, и в этот момент Бог (возможно, это был именно он) заговорил с ним.Перед ним стояла женщина в светло-голубых джинсах и синем свитере грубой вязки.Волосы у нее были необычайно насыщенного желтого цвета. Из горла у неевырвалось странное, всхлипывающее карканье, и она пошатнулась. Пластиковая бутылкас горчицей, которую она держала в руке, упала на пол и покатилась, снова иснова выставляя напоказ красный флажок на этикетке и слово «ХЕЙНЦ».

– Мадам? – спросил он. – С вами все в порядке?

Женщина стала падать на спину, попыталась ухватиться левойрукой за какую-нибудь опору и сбила с полки целый ряд банок с растворимым кофе.На каждой банке было написано:

«МАКСВЕЛЛ ХАУС»

Отличный вкус до последней капли

Все это произошло настолько быстро, что он даже не успелиспугаться (за себя, во всяком случае). Однако он успел заметить однуподробность, которая впоследствии часто вспоминалась ему и даже проникла в егосны. Глаза женщины закатились, так что видны были только белые белки – совсем каку Чарли во время припадков. Женщина упала на пол. Изо рта у нее вырвалосьслабое карканье. Ее ноги, обутые в кожаные ботинки с белым ободком соли внизу,засучили по полу. Шедшая за ним женщина тихо вскрикнула. Служащий магазина,укреплявший ценники на жестяные банки с консервированным супом, побежал к нимпо проходу, уронив пистолет с наклейками. Две девушки-кассирши вышли в проход иуставились на женщину широко распахнутыми глазами.

– Я думаю, у нее приступ эпилепсии, – услышал он свойсобственный голос.

Но это был не эпилептический припадок. Это было что-то вродекровоизлияния в мозг, и доктор, случайно оказавшийся в этот момент всупермаркете вместе со своей женой, констатировал факт смерти. Молодой докторвыглядел испуганно, словно только что понял, что его профессия будетпреследовать его до могилы, словно мстительный монстр из фильма ужасов. К томувремени, когда он закончил свой осмотр, небольшая толпа сгрудилась вокругмертвого тела, распростертого на полу в окружении банок растворимого кофе, представлявшихсобой последнюю часть этого мира, над которой молодая женщина утвердила своючисто человеческую привилегию переустройства. Теперь она сама стала частьюэтого мира и подлежит переустройству со стороны других людей. Ее тележка быланаполовину заполнена продуктами, которые, судя по всему, составляли недельныйзапас, и вид этих банок, коробок и полиэтиленовых упаковок вызвал в нем чувствоострого, мучительного ужаса.

Глядя на тележку умершей женщины, он задумался о том, чтоони сделают с ее покупками. Поставят их обратно на полки? Сложат их в кабинетеменеджера, где они будут валяться до тех пор, пока не придут родственники и неуплатят по счету?

Кто-то вызвал полицейского, и тот появился в проходе состороны касс и принялся с важным видом расчищать себе путь в толпе.

– Эй, посторонитесь, – командовал он. – Меньше народу –больше кислороду. – Можно подумать, что виновница происшествия в нем нуждалась.

Он отвернулся и, выставив плечо вперед, стал выбираться изтолпы. Покой последних пяти дней был разрушен. Вполне возможно, чтовосстановить его уже не удастся. Сталкивался ли кто-нибудь в своей жизни сболее ясным предзнаменованием? Разумеется, нет. Но вот только, что оноозначало? Что?

Добравшись до дома, он убрал готовые обеды в морозильнуюкамеру и приготовил себе крепкий коктейль. У него началось усиленноесердцебиение. Возвращаясь из супермаркета, он задавал себе один и тот жевопрос: что они сделали с одеждой Чарли?

Они отдали его игрушки в благотворительный магазин вНортоне. Его банковский счет (тысяча долларов на обучение в колледже – половинавсех денежных подарков, которые Чарли получал от родственников на Рождество идень рождения, шли на этот счет, несмотря на яростные вопли протеста с егостороны) был объединен с их семейным счетом. Его кровать и постельное белье онисожгли по совету Мамаши Джин. Сам он не видел в этом никакого смысла, но решилне возражать. Весь мир распался на куски, так какой смысл спорить о судьбепружинного матраса? Но одежда – это совсем другое дело. Что же они сделали содеждой Чарли?

Этот вопрос мучил его весь день. Ему не сиделось на месте, ираз он даже чуть было не позвонил Мэри и не спросил у нее об этом. Но этозначило бы отрезать себе все пути к отступлению, не так ли? После такоговопроса ей уже не пришлось бы гадать по поводу его душевного здоровья.

Перед самым заходом солнца он поднялся на небольшой чердак –через люк в потолке чулана, смежного со спальней. Он подставил себе стул ивскарабкался наверх. Он не поднимался на чердак давным-давно, но стоваттнаяголая лампочка по-прежнему работала. Свет ее был тусклым из-за пыли и паутины,но этого было вполне достаточно.

Он наугад раскрыл пыльную картонную коробку и обнаружилаккуратную стопку своих школьных и университетских альбомов. На обложке каждогошкольного альбома были вытиснены слова:

ЦЕНТУРИОН Средняя Школа Бэй На обложке университетскихальбомов (они были потолще и в более шикарных переплетах) надпись была другая:

ПРИЗМА Так будем помнить обо всем… Сначала он принялся засвои школьные альбомы, листая их с конца. Последняя страница с неизбежнымишуточными стишками («Уж лучше в стену биться лбом, // Чем написать стихи вальбом» – А. Ф. А. «Конни»), вслед за ней – фотографии учителей, застывших записьменными столами или перед досками, с неопределенной улыбкой на губах, потомфотографии одноклассников, которых он едва помнил, с их собственноручнымиподписями, кличками и маленьким девизом. Судьба некоторых из них была емуизвестна (Ами, помощник управляющего банком, погиб в автомобильной катастрофе),но другие скрылись из виду, и об их жизни он ничего не знал.