Она услышала, как мать коротко втянула воздух, будто собираясь парировать, и напряглась всем телом, приготовившись донести свою точку зрения. Но кончилось все медленным и протяжным выдохом.

Оба вновь замолчали.

Агнес услышала, как мать ерзает, придвигаясь к Глену. И тихо спрашивает:

– Так ты хочешь, чтобы я от них избавилась?

Глен усмехнулся.

– Я имею в виду, убила их?

Глен взорвался хохотом, переходящим в судорожный кашель. Агнес посмотрела на мать: та тихонько усмехалась, довольная краткими моментами радости Глена. Смеха от него Агнес не слышала с тех пор, как мать уехала от них. И еще раньше. Она вдруг поняла, что он почти перестал смеяться еще до рождения Маделин.

Отдышавшись, он прижал к себе мать.

– Я скучал по тебе.

– И я по тебе скучала. – Мать прижалась к нему сильнее, осторожно попытавшись отодвинуть ногу от Агнес. Та схватилась покрепче.

– Ну что я могу сделать? – Голос матери зазвучал тонко и жалобно. Как когда-то у Агнес. Когда она жила в Городе. Когда слишком многое было намного больше и сильнее ее. И не подчинялось ей. Когда она еще не понимала, что вообще может хоть чем-то управлять.

– Будь хорошей, – ответил он. – Просто будь хорошей.

Агнес услышала, как они поцеловались.

– Каким же кретином я себя чувствую из-за того, что притащил вас сюда, – признался Глен. – Вас обеих.

– Ты ведь знаешь, что было бы, если бы ты этого не сделал.

– Глупо было с моей стороны не понять, к чему все идет. Я думал, группа людей, желающих жить здесь, разберется, как здесь правильно сосуществовать.

– А если мы отделимся от остальной Общины?

– Мне кажется, безопаснее считаться частью целого, чем потенциальным врагом.

Мать кивнула.

– И потом, Инструкция запрещает разбиваться на группы.

– Мы же не хотим рассердить Инструкцию.

– Беа.

– Извини.

Агнес почувствовала, как они поерзали, теснее приникая друг к другу. Потом Глен расслабился, погружаясь в сон. Но она знала, что мать не спит. И что обе они прислушиваются к дыханию Глена.

Птицы уныло переговаривались с сородичами в зарослях полыни где-то возле ног Агнес. Темная туча протянулась по небу, как раскисшая тропа.

– Почему ты вернулась? – шепотом спросила Агнес, не зная, чего больше в ее словах – вопроса или жалобы.

Приглушенный ответ матери скользнул вниз по ее коже, поверх сжавшегося тела Глена.

– Потому что я нужна вам с Гленом.

Агнес ощетинилась. На миг, как когда-то давно, мать стала для нее открытой книгой. И уже не озадачивала ее.

– А вот и нет, – возразила Агнес.

До ее уха долетел вздох матери.

– Ну и почему же я тогда вернулась, Агнес?

– Потому что мы нужны тебе, – собрав всю уверенность, чтобы эти слова прозвучали как можно убедительнее, объяснила Агнес.

– И это тоже верно, – согласилась мать. Ее голос казался таким же плоским, как тени, которые подкрадывались к ним теперь, когда солнце достигло зенита и двинулось на снижение. Больше она ничего не добавила.

Молчание удивило Агнес. Даже если насчет матери она не ошиблась, облегчения ее догадка не принесла. А знание, чем руководствовалась мать, не означало понимания ее поступков. Даже если мать в самом деле нуждалась в ней, Агнес все равно не понимала, что это за нужда. Зажав руки между коленями, она съежилась, чтобы согреться самой.

* * *

Агнес обнаружила, что ее мать тенью следует за теми, кто занимался утренними делами, будто пытается заново научиться им. В тот день с утра хлопотали главным образом Новоприбывшие, которые почему-то так и не освоили толком свои обязанности. По-видимому, они не знали, как поступить с ее матерью, поэтому она просто стояла в сторонке, наблюдая, как они суматошно раскладывают кашу, а потом кое-как наводят порядок в кухонной зоне, – стояла, скрестив руки на груди и нахмурив брови. Агнес предположила, что мать не столько заново учится, сколько критически оценивает их.

Когда еду убрали, миски вымыли, подбросили дров в костер и раздули огонь, Фрэнк поднялся, вытер ладони о джинсы – потому что он по-прежнему носил джинсы, хоть они и были уже тщательно заплатаны полосами кожи вапити, – и подошел к ее матери.

– Привет, – сказал он, протягивая руку.

– Привет, – ответила она.

– Я Фрэнк.

– Привет, Фрэнк, – сказала она, но своего имени не назвала.

Он выжидательно улыбался. Не дождавшись продолжения, кивнул Агнес. Она нехотя кивнула в ответ и бочком, медленно подошла к ним.

Фрэнк улыбнулся.

– Привет, Агнес.

– Привет.

Беа он сказал:

– Значит, ты и есть мама Агнес?

– Я, – ответила мать.

– И ты вернулась из Частных земель?

– Что, прости?

– Решила вернуться?

– Да. Из Города.

– А-а… – Фрэнк нахмурился. – А я думал, ты уезжала в Частные земли.

– Не знаю, с чего ты это взял, но я была в Городе.

– Слышал от кого-то. Что ты сбежала с каким-то Смотрителем в Частные земли и там у тебя другая семья.

– Чушь. Моя семья здесь. – Она сжала плечо Агнес и притянула ее к себе.

Фрэнк указал на Агнес:

– Кажется, это ты мне говорила.

– Что, правда? – спросила мать.

– Нет, – сказала Агнес. – Я говорила, что ты умерла.

Мать поморщилась. Она поняла.

Фрэнк с беспокойством смотрел на них.

– Ну, вообще-то я не помню, кто что говорил. Но это же не важно, так? – Он рассмеялся. – Представляю, – продолжал он, – как ты гордишься своей девочкой. Когда мы только познакомились, я уж подумал, что она и есть вожак Общины.

– Как интересно. И насколько я, по-твоему, горжусь?

– Ну… – протянул Фрэнк, перебегая взглядом с одной на другую и обратно, – я бы сказал, чертовски гордишься.

Все кивнули и умолкли, словно в ожидании, когда мать скажет, как она гордится. Но Агнес знала, что не скажет. Тем более по указке какого-то чужака. Мать не любит, когда другие решают, какие чувства она должна испытывать. А еще Агнес видела, что мать недолюбливает Новоприбывших. Не добавив ни слова, мать покинула лагерь. Снова направилась к Глену. Агнес застыла, опустив руки, уязвленная тем, что ее не позвали с собой. И не решилась явиться к Глену незваной, как раньше, не задумываясь.

Мать вернулась, и остаток дня только и делала, что знакомилась и беседовала с каждым. Агнес никогда еще не видела ее настолько общительной. С Оригиналистами она обнималась и перешептывалась. Сначала с Хуаном. Смеясь, они о чем-то беседовали как заговорщики. «Рассказывай все», – услышала она шепот Хуана. Потом Дебра обняла ее мать и не давала высвободиться, пока сама не решила, что хватит. Мать обнялась даже с доктором Гарольдом. Никто, похоже, не держал на нее зла из-за внезапного отъезда. Кроме Вэл, отметила Агнес. «Но это потому, что Вэл хочет защитить меня», – подумала она. Ее мать к Вэл не подходила, а Вэл делала вид, будто не замечает, что мать обходит всех по очереди. К Карлу мать подходила за день несколько раз, как будто вспоминала, что хотела ему что-то сказать. Она клала ему руку на плечо, говорила, и они принимались смеяться или становились серьезными. Как будто затевали очень важное дело, хотя никогда прежде у них не было никаких важных дел. Агнес видела, что Вэл наблюдает за ними. И весь день хмурится.