Олимпиада зафыркала, как зеленый кот Василий, когда бокомскакал по дорожке за воробьем.

– Мне не нравится, что он работает в риелторской конторе, –неожиданно объявил Добровольский. – Очень не нравится!

– Давайте кофе пить, – предложила Олимпиада. – Я сварюсейчас, только сними мне с верхней полки большой кофейник. Снимешь?

– Где?

– Во-он, видишь?

Добровольский снял кофейник.

– А какая тебе разница, где он работает?

– Риелторская контора занимается недвижимостью, а ваш дом –это как раз недвижимость.

– Ну и что? – не поняла Олимпиада. – И потом, что значит –наш дом? У нас же… не коммуналка, у нас целый дом, и у каждого отдельнаяквартира!

Добровольский выдвинул стул и сел на него верхом посредикухни. Уходить от Олимпиады ему не хотелось. Ему хотелось сидеть посреди кухнии смотреть, как она варит кофе.

– Насколько я понял, вашего дома нет.

– Как нет? Вот он! – и Олимпиада Владимировна повела рукой,указывая на вполне материальные стены, окна и перегородки. – Или ты хочешьсказать, что его в документах нет?

– Нет, – подтвердил Добровольский. – Я просил своегопомощника навести справки, и он навел. Вашего дома не существует в природе. Он– миф. Фантом.

Люсинда прислонилась к косяку – слушала.

– Это точно, – подтвердила Олимпиада даже с некоторойгордостью. – По документам его нет.

– Ты говорила, что вы все делаете сами, даже крышуремонтируете и сажаете маргаритки.

– Ну да, но при чем тут Олежка?!

– Смотри, – сказал Добровольский. – В самом центре Москвы,где земля стоит бешеных денег, стоит дом, о котором все забыли. В нем живутнесколько человек, долгие годы. Потом вдруг что-то происходит, и люди начинаютумирать. Причем люди, объединенные только тем, что они живут в этом доме, абольше ничем. Парамоновы никак не были связаны с Племянниковым, верно? Толькотем, что они… соседи. Как и вы. Вы тоже соседи.

– Да, ну и что?

– А твой кавалер работает в риелторской конторе, котораязанимается куплей-продажей недвижимости, верно?

Олимпиада бросила свой кофейник и уставилась наДобровольского.

– Да ладно! – произнесла она с чувством. – Ты хочешьсказать, что это он тут всех поубивал, чтобы как-то завладеть домом?!

Добровольский пожал плечами.

– Но как он может им завладеть?!

– Я не знаю. Но уверяю тебя, что существует огромноемножество всяких комбинаций!

– А зачем ты его спрашивал, кто мимо него прошел?

– Я спрашивал потому, что у меня есть подозрения, – ответилДобровольский довольно туманно. – Но я пока не буду их озвучивать. Мненеобходимо все проверить.

– Как ты можешь проверить, если ты не милиционер?!

– У меня есть связи, – ответил Добровольский еще болеетуманно.

– А Женька-писатель? – подала голос Люсинда. – Любаговорила, что он в саперных войсках служил! Это правда или как?

– Не знаю. Но это самое простое, – сказал Добровольский. –Это можно узнать в течение часа. Отправить запрос, и все.

– Какой запрос, Павел?!

– У меня есть связи, – повторил Добровольский настойчиво.

Олимпиада помешала кофе и сняла кофейник с плиты.

– Но тогда выходит, – сказала она, держа кофейник в руке, –что он причастен к взрыву? Если дядя Гоша занимался изготовлением взрывныхустройств, а Женя их сбытом…

– Слабоват он для сбыта, – задумчиво проговорилДобровольский. – Или он гениальный актер, что сомнительно.

– Какие взрывные устройства? – пролепетала Люсинда. – ДядяГоша Племянников?!

– Да, да, – зашептала Олимпиада, – я тебе потом всерасскажу! – И, как всякая нормальная женщина, тут же принялась рассказывать:

– У него дома целая лаборатория за железной дверью. Этокакой-то кошмар, я такого никогда не видела!…

– Липа, – одернул ее Добровольский, – ты, кажется, обещаларассказать потом!

– Но я же ничего и не рассказываю! И потом, если Женя емупомогал, значит, он тоже обо всем знал?! И, может, это он убил дядю Гошу?!

Добровольский пожал плечами:

– Я бы не стал делать скоропалительных выводов.

Сказано это было с таким явным превосходством, что любая уважающаясебя феминистка немедленно отволокла бы его в суд хотя бы за неуважение кприсутствующим дамам!

Но ни Люсинда, ни Олимпиада не были приверженцами моднейшейженской религии и веру в мужское тупоумие не исповедовали.

– Хорошо, – сказала Олимпиада, – если это скоропалительныевыводы, то что тогда не скоропалительные?

Добровольский выразительно посмотрел на кофейник. Олимпиадаспохватилась, достала кружки, круассаны и сушки с маком, кому что большенравится.

– Когда я ползал по крыше первый раз после того, как упалПарамонов, то нашел три пары следов, – сказал Добровольский, прихлебываяогненный кофе. – Кеды, валенки и рифленые ботинки. Парамонов был в ботинках.Валенки есть у всех. В кедах в этом доме ходит только Женя, который выполнялпоручения Племянникова и, по слухам, служил в саперных войсках. Значит, кромеПарамонова и Жени, на крыше был кто-то еще из жильцов. Когда я спускался, дверьв квартиру Племянникова была открыта.

– Как она могла быть открыта, если квартира запечатана,опечатана то есть?! – воскликнула Люсинда.

Олимпиада Владимировна, ставшая за последнее времяпрактически профессионалом по проникновению в опечатанные квартиры, толькофыркнула.

– Ничего сложного, – пояснил Добровольский, который, по всейвидимости, не был таким профессионалом, – бумагу можно аккуратно отклеить илиподрезать, если есть острый нож или скальпель, к примеру, а потом сноваприклеить. А дверь открыть ключами.

– Значит, у того, кто открыл, должны быть ключи! –победительным тоном заключила Люсинда.

– Я уже спрашивал у Олимпиады, нет ли дубликатов у Любы,которая является старостой этого дома, и она сказала, что нет.

– Нету, нету, – подтвердила Люсинда. – Наших вообще ни укого нет, потому что тетя Верочка воров боится до смерти! Она и мне-то ключитолько года через два выправила, а то все сама открывала!

– А мои у Люси, – сказала Олимпиада. – Я тебе говорила!

– А может, это Женька в квартиру залез, если он с Племянниковымводился и поручения его выполнял?