— Ах ты, дьявольщина! — проговорил восхищенныйНуарсей. — Какое зрелище! Нет ничего слаще, чем видеть, как насилуют твоюжену. А вас, дорогой Сен-Фон, прошу не жалеть ее.

Потом, подтянув ягодицы Аглаи к своему лицу, он умудрилсягубами выдавить из нее кусочек свежего продукта, не переставая содомироватьЛиндану, а шестой юноша проник в его анальное отверстие. Сен-Фон располагался вцентре, Нуарсей справа, а по левую сторону композицию завершал Дальбер, которыйсовокуплялся с Анриеттой, уткнувшись лицом в ягодицы того, кто совокуплялся сминистром, и обеими руками ухватившись за чьи-то, лежавшие под боком тела.

Однако беден наш язык, чтобы описать эту сцену высшего,неземного сладострастия. Только искусный гравировальщик мог, пожалуй,изобразить ее в точности, но вряд ли успел бы схватить все эти меняющиеся, какв калейдоскопе, позы и положения, потому что вожделение переполнялоисполнителей, и спектакль быстро закончился. (Искусство, лишенное движения, неспособно передать картину, где душой всего является движение и действие,поэтому задача гравировальщика была бы в высшей степени трудной инеблагодарной.)

— Завтра, — сказал министр, когда мы возвратилиськ столу, — я должен подготовить и отправить указ, касающийся заточения безсуда и следствия одного человека, который обвиняется в необычном проступке. Онлибертен, вроде вас, Нуарсей, и обожает смотреть, как его жену пользуют другие.Но вы, я знаю, очень удивитесь, когда я скажу, что супруга его имела глупостьпожаловаться на такое обращение, о каком многие другие женщины просто мечтают.В дело вмешались их семьи, и меня попросили заточить мужа в тюрьму.

— Слишком строгое наказание, — проворчал Нуарсей.

— А по-моему, очень даже мягкое, — заметилДальбер. — Есть страны, где за подобное карают смертью.

— Подумать только! — засмеялся Нуарсей. — Этотак похоже на вас, представителей закона: вам доставляет удовольствие вашасобственная кровожадность. Эшафот Фемиды — это для вас будуар; ваш члентвердеет, когда вы выносите смертный приговор, а когда он приводится висполнение, вы испытываете оргазм.

— Вы правы, иногда такое случается, — призналсяДальбер, — но разве плохо, когда долг совмещается с удовольствием?

— Согласен, — вставил Сен-Фон. — На вашейстороне здравый смысл, однако давайте вернемся к этому несчастному, и вы сомной согласитесь, что сегодня поразительно много женщин, которые ведут себяочень глупо.

— Это верно и очень прискорбно, — сказалНуарсей. — Сплошь и рядом встречаются женщины, которые воображают, что ихдолг по отношению к мужу начинается и заканчивается заботой об их собственнойчести, и которые, кичась своей притворной добродетелью как сказочнымсокровищем, ждут от мужей вознаграждения, как будто добродетель может заменитьмужьям удовольствия. Прикрываясь глупыми одеждами честного имени и оседлавдеревянную лошадку добропорядочности, шлюхи этой породы требуют безграничного ибезусловного к себе уважения и посему считают, что могут позволить себепоступать как последние идиотки и что им заранее прощается любая глупость. Мнедаже думать об этом противно, и я тысячу раз предпочел бы супругу, которая,будь она отъявленной сукой, маскирует свои пороки за полнейшей покорностью иподчинением всем капризам мужа. Поэтому совокупляйтесь так, чтобы кружилисьваши хорошенькие головки от счастья, и знайте, что нам от вас нужно толькоодно: чтобы вы предугадывали все наши желания и удовлетворяли их со всем пыломсвоей души; делайте все, чтобы угодить нам, будьте ненасытными оборотнями,забавляйтесь и с мужчинами и с женщинами, будьте покорны как дети, когдасупругу вздумается с наслаждением отхлестать вас, и тогда можете быть уверены втом, что он по достоинству оценит ваше поведение и не захочет ничего иного. Язнаю, что только так можно справиться с ужасным брачным обетом — этими самымичудовищными узами, которые придумало человечество для своего собственногодискомфорта и упадка.

— По-моему, Нуарсей, вам недостает галантности, —с упреком заметил Сен-Фон, который в это время усердно тискал груди жены своегодруга. — В конце концов, здесь ваша супруга.

Нуарсей сделал презрительную гримасу.

— Да, да, конечно. Но такое положение скоро в корнеизменится.

— А в чем дело? — воскликнул коварный Дальбер,бросая на бедную женщину притворно удивленный взгляд.

— Нам предстоит разлука.

— Предстоит разлука! О, это ужасно, — сказалСен-Фон, возбуждаясь все больше и все сильнее лаская одного из юных помощниковправой рукой, а левой продолжал выкручивать очаровательные соски мадам деНуарсей. — Вы хотите сказать, что собираетесь разорвать узы, такиесладостные узы вашего брака?

— Мне кажется, он слишком затянулся.

— Ну что ж, очень хорошо, — откликнулся Сен-Фон,не переставая массировать пенис юноши и продолжая терзать женскую грудь, —если вы действительно хотите расстаться со своей женой, я заберу ее себе: мневсегда нравилась ее нежность и человечность… А ну, поцелуи меня, сука!

Она плакала и стонала от боли, которой четверть часаподвергал ее Сен-Фон, а распутник, прежде чем продолжить свою мысль, тщательнооблизал и выпил ее градом катившиеся слезы.

— Черт меня побери, Нуарсей! Как можно оставить такуюмилую женщину, — при этом он укусил ее, — такую чувственнуюженщину, — и он ущипнул ее, — это же равносильно убийству, друг мой.

— Кстати, — вмешался Дальбер, — я тожесчитаю, что Нуарсей задумал форменное убийство.

— Фу, как это мерзко! — вскричал Сен-Фон. Потомвытащил мадам де Нуарсей из-за стола и, вложив ей в руку свой член, какклешнями, обхватил ее ягодицы. — Но делать нечего, друзья мои, я, пожалуй,еще раз побалуюсь с ее задницей, чтобы она забыла о своих неприятностях.

— Хорошая мысль, — добавил Дальбер, взяв женщинуза плечи и глядя ей в глаза. — А я тем временем приласкаю ее влагалище.

— А что мне прикажете делать? — спросил Нуарсей.

— Размышлять, — коротко ответил министр. — Выбудете держать свечу и размышлять о превратностях судьбы.

— Нет, я сделаю по-другому, — сказал жестокиймуж, — вы только не закрывайте лицо моей любимой жены: я хочу видеть ееслезы и наслаждаться этим символом печали, пока буду прочищать задний проходпрелестной малышке Аглае. Пусть юноши по очереди займутся моей задницей, а я,кроме того, буду вырывать волоски с пушистых бутончиков Анриетты и Лолотты. Ну,а двое других наших рыцарей пусть сношаются с Линданой и Жюльеттой: один — вовлагалище, другой — в попку.

Все было сделано так, как сказал наш хозяин, и оргия былаочень страстной и очень продолжительной. Наконец, все трое либертенов разрядилисвои мушкеты, а госпожа Нуарсей вышла из их объятий сильно потрепанная иистерзанная: например, Дальбер умудрился откусить немалый кусок от одной из еегрудей. Следуя их примеру и изнемогая под бурным натиском двух молодыхпедерастов, я также испытала неистовый оргазм и, раскрасневшаяся, срастрепанными волосами, огляделась по сторонам-с —победным видом. При этом язаметила, что Сен-Фон наблюдает за мной восхищенными глазами.