— Я думал, что если не сообщу, то они отвяжутся от меня.

— Да, — сказал Дженкинс. — Я думал о такой возможности.Спокойной ночи, сынок.

— Спокойной ночи.

Дженкинс начал поворачиваться, чтобы уйти, но остановилсявполоборота к Эрни.

— Подумай обо всем как следует, — проговорил он. — Тыневажно выглядишь — понимаешь, что я имею в виду? У тебя хорошенькая девушка.Она беспокоится о тебе и о том, что случилось с машиной. Твой папа тожеволнуется. Я разобрал это даже по телефону. Подумай как следует и позвони мне,сынок. Ты будешь лучше спать.

Эрни почувствовал, как у него задрожало что-то под языком —что-то жгучее и соленое, как слезы. На него смотрели добрые глаза Дженкинса. Оноткрыл рот — Бог знает что могло вырваться из него, — когда острая иглачудовищной боли пронзила его спину, заставив его мгновенно выпрямиться. Крометого, она произвела эффект электрического шока во время истерики. Онпочувствовал себя отрезвленным.

— Спокойной ночи. — повторил он. — Спокойной ночи, Руди!

Дженкинс в нерешительности посмотрел на него, а потом ушел.

Эрни стало трясти с ног до головы. Дрожь началась с ладонейи вскоре распространилась по всему телу. Ничего не видя, он на ощупь нашелдверную ручку Кристины, рванул на себя и повалился в дурманящие запахиавтомобиля и свежей обивки. Трясущимися руками он включил радиоприемник.

Открыв глаза, он увидел кожаный брелок с выжженнымиинициалами «Р.Д.Л.», и его сон обрушился на него с новой силой: гниющий труп натом же месте, где он сейчас сидел, пустые глазницы, глядящие сквозь ветровоестекло, костяшки пальцев, вцепившиеся в руль, зияющая ухмылка черепа, когдаКристина наезжала на Шатуна Уэлча, а радио, настроенное на волну WDIL, играло«Последний поцелуй» в исполнении Фрэнка Уилсона и «Кавальере».

Внезапно его замутило, мучительные спазмы сдавили горло. Эрнивыскочил из машины и едва успел добежать до туалета. Его выворачивало вновь ивновь, пока изо рта не потекла розовая пена. Перед глазами замелькали огоньки.В ушах шумело, а мускулы живота устало пульсировали.

Он посмотрел на свое бледное и худое лицо в зеркале. Подглазами были темные круги, волосы спутанными прядями падали на лоб. Дженкинсбыл прав. У пего был чертовски неважный вид.

Неожиданно для себя он решил, что ему нужно поговорить с Ли.

* * *

Телефон Кэйботов он помнил наизусть, но в пустом и гулкомофисе Уилла дважды ошибся номером, потому что у него дрожали пальцы. Лиответила сама, но ее голос звучал довольно сонно.

— Эрни?

— У меня есть разговор. Ли. Мне нужно увидеть тебя.

— Эрни, уже почти десять часов. Я только что приняла душ… язасыпаю…

— Пожалуйста, — сказал он и закрыл глаза.

— Завтра, — проговорила она. — Родители не выпустят меня такпоздно.

— Еще только десять часов. И сегодня пятница.

— Они не хотят, чтобы я часто встречалась с тобой, Эрни. —На том конце провода наступило долгое молчание… — По-моему, ты тоже, — наконецпроизнесла Ли.

— Значит ли это, что ты больше не хочешь меня видеть?

У него болел желудок. Болела спина. Болело все.

— Нет. — В ее голосе послышался слабый упрек. — Насколькомне стало ясно, это ты не хочешь меня видеть… ни в школе, ни по вечерам, когдаты пропадаешь в своем гараже… со своей машиной.

— Теперь все кончено, — через силу выговорил он. И — с ещебольшим напряжением:

— С машиной я решил — а, дьявол! — Он схватился за спину,пораженный новым приступом боли, но рука ощутила только шершавую поверхностьбандажа.

— Эрни? — Она встревожилась. — Ты в порядке?

— Да. У меня стрельнуло в спине.

— Ты что-то хотел сказать?

— Завтра, — произнес он. — Мы поедем в Баскин-Роббинс, можетсделаем покупки к Рождеству — и в семь часов ты будешь дома. Тебе не будетскучно, я обещаю.

Она негромко рассмеялась, и Эрни почувствовал себя гораздолучше.

— Все-таки ты чересчур самонадеян.

— Так, значит, да?

— Значит, да. — Ли помолчала и мягко добавила:

— Я сказала, мои родители не хотят, чтобы я частовстречалась с тобой. Но о себе я этого не говорила.

— Спасибо. — У него дрожал голос. — Спасибо и на этом.

— Что за разговор у тебя ко мне?

Кристина. Я хочу поговорить с тобой о ней и о моих снах. И отом, почему у меня такой чертовски плохой вид. И почему я теперь все время хочуслушать радио WDIL, и что я делал в ту ночь, когда все ушли… когда я поранилспину. Ли, я хочу…

Снова острая боль, вцепившаяся в спину, как кошачьи лапы.

— По-моему, он только что состоялся.

— А… — Короткая пауза. — Ну, хорошо.

— Я люблю тебя.

— До свидания, Эрни.

Скажи мне то же самое, — захотелось ему закричать. — Скажимне то же самое, мне это нужно!

Но в телефонной трубке уже звучали короткие гудки.

Эрни встал и медленно подошел к двери. Она не хотелауспокаивать его, да? Но завтра они встретятся, это важнее. Они сделают покупкик Рождеству, как намеревались в день, когда те говнюки разломали Кристину, онибудут гулять и разговаривать, они хорошо проведут время. Она скажет, что оналюбит его.

— Она скажет это, — пробормотал он и, замерев на пороге,посмотрел в левый дальний угол гаража. Ее перед, оскаленный хромированнойрешеткой, как будто был нацелен на кого-то.

И голос из его нижнего подсознания ехидно прошептал: Как тыпоранил спину? Как ты поранил спину, Эрни?

От этого вопроса он съежился. Он боялся ответа.

Она бы наверняка умерла, если бы не хитчхайкер,[1]голосовавший на дороге. Они хорошо провели время, сделали кое-какие покупки кРождеству и возвращались уже в сумерках. Колеса Кристины исправно прокладывалипуть в четырехдюймовом слое снега.

Эрни заказал ранний завтрак в «Бритиш лайон стик-хауз»,лучшем ресторане Либертивилла, но они туда не успевали и решили перекусить в«Макдоналдсе» на Кеннеди-драйв. У Кэйботов вечером намечалось небольшоезастолье, и Ли обещала маме быть дома не позже половины девятого.