Эрни снова тянулся к ней. Она скорчилась на сиденье, еегрудь судорожно сжималась, а руки намертво вцепились в горло. Ее глаза вылезалииз орбит. Ее губы посинели. Эрни безуспешно колотил ее по спине и что-то орал.Он схватил ее за плечо, явно намереваясь вытолкнуть из машины, а потом внезапносодрогнулся и замер, держась за поясницу.

Ли крутилась и корчилась. Ком в ее горле вырастал ивырастал. Она снова попыталась откашляться, уже слабее. Ком не сдвинулся сместа. Теперь свист ветра начинал стихать, ее потребность в воздухе уже не былатакой необходимой, как раньше. Может быть, она умирала, но ей вдруг этопоказалось не таким страшным. Ничего не было так страшно, как те зеленые глаза,смотревшие на нее с приборной панели. Они сияли ненавистью и торжествовалипобеду.

(О мой Бог, я всем сердцем жалею, что тебя обидела, чтообидела, это мое, мое)

Эрни дотянулся до нее с водительского сиденья. Внезапнодверца рядом с Ли распахнулась, и она повалилась в колючий холод. Воздух придалей немного сил, заставил поверить в то, как важно было бороться за дыхание, нопрепятствие не сдвигалось… просто не сдвигалось.

Откуда-то издалека прогремел голос Эрни, голос Зевса: «ЧТОТЫ ДЕЛАЕШЬ? УБЕРИ РУКИ ОТ НЕЕ!»

Она в чьих-то руках. В сильных руках. Ветер. Снег кружащийсяперед глазами.

(О мой Бог, услышь меня, грешницу; это мое раскаяние, я всемсердцем сожалею, что оскорбила тебя! OX! AAA! что ты делаешь, ты сломаешь мнеребра, что ты делаешь, что?)

И вдруг пара чьих-то сильных рук соединилась у нее подгрудью, как раз в выемке солнечного сплетения. И вдруг один большой палец,большой палец хитчхайкера, сигнализирующего на дороге, только один большойпалец резко и больно надавил на ее грудную кость. В то же время руки грубо исильно сжали ее. Ей показалось, будто ее схватили

(Ох-х-х-х-х-х ты сломаешь мне РЕБРА!)

гигантские медвежьи лапы. Диафрагма точно взорвалась, ичто-то с силой снаряда вылетело у нее изо рта. Оно упало в снег: мокрый комоктеста и мяса.

— Отпусти ее! — прокричал Эрни и метнулся к заднему крылу,возле которого хитчхайкер держал тело Ли, обмякшее и похожее на марионеткувеличиной в человеческий рост. — Отпусти, ты убьешь ее!

Ли стала мучительно вздыхать. Вместе с холодным чудеснымвоздухом в ее горло и легкие хлынули потоки огня. Она смутно понимала, чторыдает.

Грубое медвежье объятие ослабло, и руки отпустили ее.

— Ты в порядке, девочка? Ты в…

Очутившись позади нее, Эрни схватил хитчхайкера. Тот, сразвевающимися на ветру черными длинными волосами, повернулся к нему, и Эрниударил его в лицо. Хитчхайкер пошатнулся, не устоял на ногах и упал спиной наснег.

Эрни наступал на него со сжатыми кулаками.

Она еще раз судорожно вздохнула — как будто нож вонзился вее грудь — и простонала:

— Что ты делаешь, Эрни? Остановись!

Он оторопело повернулся к ней:

— А? Ли?

— Он спас мне жизнь, зачем ты бьешь его?

Усилие было слишком большим, и перед ее глазами сновазакружились черные точки.

Она могла опереться на машину, но не хотела подходить к нейблизко, не желала прикасаться к ней. Приборная панель. Что-то недавнопроисходило с приборными стеклами на панели. Что-то неладное,

(глаза… они превратились в глаза)

о чем она не хотела думать.

Вместо этого она проковыляла к фонарному столбу и обхватилаего, как пьяная, прислонившись к нему щекой. Ласковая рука обняла ее талию.

— Ли… дорогая, ты в порядке?

Она с трудом повернула голову и увидела его жалкое,испуганное лицо. Она разразилась слезами.

Хитчхайкер неуверенными шагами подошел к ним, вытираярукавом окровавленный рот.

— Спасибо тебе, — всхлипывая, мучительно выдавила из себяона. Боль постепенно начала утихать, холодный ветер остужал разгоряченное лицоЛи. — Я задыхалась. Наверное… наверное, я бы умерла, если бы ты не…

Слишком много усилий. Снова черные точки, снова жуткоезавывание ветра, поглотившего все остальные звуки. Она уронила голову на грудь,пережидая.

— Это метод Хаймлиша, — сказал хитчхайкер. — Ему обучаютвсех, кто работает в кафетерии. В школе. Заставляют тренироваться на резиновойкукле. И ты тренируешься, но не имеешь никакого понятия, подействует он наживом человеке или нет. — Его голос дрожал, то и дело перескакивая на фальцет,как у подростка в переходном возрасте. Он как будто готов был расплакаться илирассмеяться — непонятно, что было ближе — и даже в рассеянном свете и в густомснегопаде Ли могла видеть, каким бледным было его лицо. — Я никогда не думал,что мне придется воспользоваться им. Оказывается, действует. Видела, каквылетел этот проклятый кусок мяса? — Хитчхайкер вытер губы рукой и глянул наузкую полоску крови, оставшуюся на ладони.

— Извини, я ударил тебя, — сказал Эрни. Он был готоврасплакаться. — Я просто… просто…

— Конечно, друг, я понимаю. — Парень похлопал его по плечу.— Я не обижаюсь. Девочка, ты в порядке?

— Да, — проговорила Ли. Только сейчас к ней вернулосьдыхание. Гулко стучало сердце. Ноги почти не слушались; они были как ватные.«Мой Бог, — подумала она. — Я могла быть уже мертвой. Если бы мы не подобралиэтого парня, а мы едва не…»

У нее мелькнула мысль, что ей повезло. Она снова началатерять силы, а из глаз хлынули новые потоки слез. Когда Эрни повел ее обратно кмашине, она пошла, опустив голову ему на плечо.

— Ну, — неуверенно произнес хитчхайкер, — мне пора.

— Подожди, — сказала Ли. — Как тебя зовут? Ты спас мнежизнь, я хочу знать, как тебя зовут.

— Барри Готфрид, — сказал хитчхайкер. — К вашим услугам. —Правой рукой он приподнял воображаемую шляпу.

— Ли Кэйбот, — проговорила она. — А он — Эрни Каннингейм.Спасибо тебе еще раз.

— От меня тоже, — добавил Эрни, но она не услышала в егоголосе настоящей благодарности — только замешательство. Он усадил ее в машину,и внезапно на Ли обрушился запах: на этот раз не просто душок, не запашокоткуда-то снизу. Ли обуяло запахом гнили и разложения, едким и ядовитым. Онавсем телом ощутила страх и подумала:

«Вот он, запах ее ярости».

Весь мир начал рассыпаться перед ее глазами. Она перегнуласьчерез порог машины и повалилась в снег.