— Здравствуйте, — сказала Елена, стесняясь. —Вот…

Лохмача рассматривали, переглядывались, крутили головами.Елена видела недоумение в глазах, собачники явно не знали, что сказать, одинпопытался протянуть к Лохмачу руку, тот показал ему клыки. Второй предложилкусочек печенья, Лохмач его проигнорировал.

— Обученный, — определил собачник.

— Но не агрессивный, — добавил второй. —Конечно, при такой комплекции можно жить и без драк…

— Это не ротвейлер, — сказал один изротвейлеристов. Его собственный пес, толстый черный, с подпалинами, сидел всторонке и трусливо смотрел на новичка. — У ротвейлеров шерсть покороче.

— Ротвейлеры помельче, — добавил второйбезжалостно. У него самого, как знала Елена, было нечто маленькое,лохматое. — Это… мадагаскарский дог, наверное…

— А есть такие?

— Ну, бордоский. Или миланский.

— Да нет таких пород! Он похож на сенбернара, толькошерсть покороче и… не такой рыхлый.

Теперь Елена и сама заметила, что ее Лохмач, в сравнении состальными псами, выглядит как бульдог рядом с карликовыми пуделями. Мышцыперекатываются под гладкой кожей, в нем чувствуется свирепая сила. Остальныесобаки это заметили, даже самые задиристые присмирели, бегали кругами всторонке, на новичка смотрели трусливо.

— Это из новых пород, — заявила женщина. —Теперь чуть ли не каждый день — новые породы. Эти новые русские такихсобак-убийц выводят!

— Да не новые русские, — возразил мужчина. —Что вы такое говорите!.. Новые русские могут только пальцы веером. Собак онипокупают на Западе. Кто-то купил, привез, а как обращаться, не знает. Вот вгрозу пес и убежал…

Ротвейлерист предложил:

— Вы его пустите побегать.

—Как?

— Да сделайте вот так рукой… Нет, вот так! И скажите:Гуляй!

Елена сделала, Лохмач посмотрел на нее с укором, лег у ееног и положил морду на лапы. Глаза были тоскливые.

— Не заболел? — спросила женщина.

— Тоскует, — определил ротвейлерист. — Еслибы знал, как найти хозяина, уже помчался бы… А так лежит и ждет, когда за нимпридут.

— Да, — сказала женщина с чувством, — они нассчитают большими и всемогущими!

Два дня Лохмач жил у нее тихо и мирно. Сделанную работуЕлена большей частью отправляла на службу по Интернету, но два раза в неделюдолжна была, нужно или не нужно, показываться на службе лично. Сегодня был какраз такой день, она тревожилась, оставляя пса одного, собачники нарассказывалиужасов, что творят их любимцы в отсутствие хозяев: даже крохотные пуделяобдирают двери и обои, вытаскивают из шкафов шубы и рвут на клочья, собакипокрупнее за десятиминутную отлучку в щепы размалывают не только табуретки накухне, но и гарнитуры…

— Пожалуйста, — уговаривала она дрожащимголоском, — не грызи, не ломай здесь ничего!.. Я бедная, я жалобная, я итак никудышная!.. Если ты что-то испортишь, я уже никогда не смогу ни купитьновую вещь, ни даже отремонтировать!

Пес посмотрел укоризненно, но даже не поднялся, чтобыпроводить ее до дверей. От него по-прежнему веяло тоской и безнадежностью.

Обратно она не бежала, а летела на крыльях. На свой этажподнялась едва ли не раньше лифта. Второпях не могла попасть в замочнуюскважину, а когда открыла, сердце екнуло. В прихожей было пусто.

Она пробежала в коридорчик, тоже — пусто. С замершим сердцемвбежала в комнату. Огромная черная туша лежала на том же месте, где Еленаоставила, это чудовище. Голова даже не шелохнулась, только веки поднялись. Онаощутила на себе взгляд коричневых глаз. — Ты болеешь? — вскрикнулаона.

Уже без страха пощупала ему нос. Если сухой и горячий, то,скорее всего, заболел, а если холодный и влажный…

Под пальцами было прохладно. И совсем не сухо.

— Так что же с тобой? — спросила онажалобно. — Нельзя же так тосковать… Все наладится!.. Ладно, отдыхай. Яприму душ, а потом поужинаем вместе.

Она оставила дверь в ванную открытой. Пес лежал как темнаяглыба, даже не смотрел в ее сторону, однако впервые за последние годы ей сталонадежно и как-то защищенно. Когда в квартире такой большой и сильный зверь,мимо ее двери будут проходить на цыпочках.

Ужинали вместе. Она сварила мясной суп, а затем разделилапоровну. Пес нехотя дополз на кухню, черный нос брезгливо подергался. Еленасказала жалобно:

— Ну что еще?.. Я не знаю, что тебе готовить!

Пес вздохнул и с усилием начал лакать из тарелки. Еленасмотрела, как он ест, и вдруг отчетливо поняла, что он ест только для того,чтобы она не дергалась, чтобы успокоить ее, а ему самому не то что есть, житьне хочется.

— Господи, — проговорила она, — я многослышала, что собаки все понимают… Но чтоб со мной вот так!

В дверь позвонили. Елена отодвинула тарелку, вроде бы никогов гости не ждет, поднялась. Пес перестал притворяться, что интересуется едой, снеторопливостью башенного крана повернул голову в сторону прихожей.

На площадке стояли двое молодых парней. Елене они непонравились с первого же мгновения: уверенные и нагловатые, глаза раздевающие,во взгляде быстрая прикидка степени ее податливости… во всех отношениях. Это еенасторожило и испугало, обычно в мужских глазах видела, как там, за этимитупыми глазками, идет прикидка лишь одной особенности: сразу ли раздвинет ногии все ли позволит с собой проделывать.

Оба одеты модно, с уклоном не то в рокеры, не то в гомосеки:те и другие носят одинаковые черные кожанки. У одного с плеча небрежно свисаетсумка. Из открытого отделения высунулся толстый собачий поводок.

— Здравствуйте, — сказал один и показал в улыбкекрупные белые зубы. — У нас пропала собака. По приметам, что нам передали,она у вас.

— Если так, — ответила Елена упавшим голосом, —то заходите… Он на кухне.

Пес даже не поднял голову, только глаза неотрывно следили загостями. Один сказал с ходу:

— А, верно!.. Тарзан, иди сюда. Ну же, Тарзан!

Второй сказал довольно:

— Да, да, это он.

Они приблизились к псу, и тут Елена впервые увидела егоклыки. Когда он ел, она видела только розовый язык, суп лакал лениво иделикатно, а сейчас верхняя губа приподнялась, блеснуло белое и настолькодлинное, что она скорее бы назвала это десантными ножами, чем собачьимиклыками. Такими представляла, по голливудским фильмам, бивни вепрей-великановда еще рога горных козлов!

Первый сказал с нервным смешком:

— Он сердится, что мы его сразу не нашли.

— Гроза, — ответил второй. — Гроза виновата!Он считает нас всемогущими, а раз мы его не нашли, то значит, наказывали…