Я села у стола и увидела перед собой штатив с пробирками, вкоторых мирно краснела неизвестная жидкость. Я огляделась по сторонам,приметила на мойке множество пустых пузырьков, встала, взяла один и налила туданемного лекарства. Конечно, не следует заниматься воровством, но я очень хорошознаю свою мигрень. Эта подлая болячка сейчас притаилась, ворочается где-то вотдалении, но стоит мне приехать домой и лечь в кровать, как в висок вновьвоткнется тупая палка, вот тогда и выпью красную жидкость.

Когда Анюта вернулась в комнату, я с самым невинным видомсидела совсем у другого стола, флакончик с лекарством был спрятан на дне сумки.

– У вас есть еще ко мне вопросы? – поинтересовалась Анюта.

– Конечно, – кивнула я.

– Тогда спрашивайте, – вздохнула она.

Следующий час я и так и этак пыталась узнать хоть что-нибудьо Насте, но Анюта только разводила руками, она ничего не знала о девушке имогла рассказать лишь о ее полном нежелании работать. Наконец разговор зашел втупик. Поняв, что ничего так и не узнаю, я вздохнула:

– Подскажите, как связаться со Львом Николаевичем.

– Он вернется только через две недели.

– Уехал отдыхать?

Анюта сурово поставила меня на место:

– Лев Николаевич никогда не отдыхает, сейчас он находится наконгрессе фармакологов, который проходит в Египте, будет делать доклад,вернется через четырнадцать дней.

Я постаралась не рассмеяться. Надо же, поехал на конгресс, ане отдыхать! Я слишком долго преподавала на кафедре и хорошо знаю, зачем ученымконгрессы. В первой половине дня правда все честно сидят в зале и слушают,зевая, доклады. Как правило, ничего нового вы не узнаете. Если кто и сделалинтересное научное открытие, то он не станет дожидаться форума, которыйсобирается раз в пять лет, а опубликует исследования в научном журнале. Потомследует обед, а затем культурная программа. Впрочем, не случайно съезд, накоторый отбыл Лев Николаевич, проводится в Египте. Там сейчас тепло, ипрофессор со спокойной совестью плещется в волнах. Конгресс – это лишний отдых,и все воспринимают поездку именно так. Причем учтите, что, как правило, всерасходы на себя берет либо принимающая сторона, либо ваше родное учреждение. Выпросто приезжаете и беззаботно селитесь в гостинице. Не знаю, как сейчас, но впрежние времена было именно так.

Но сколько ни ехидничай, дело от этого не сдвинется с места.Со Львом Николаевичем, безусловно, следует поговорить, но, увы, разговороткладывается на целых четырнадцать дней.

Расстроенная, я приехала домой и обнаружила в гостинойтолько одну Ленку, валявшуюся на диване.

– Где все? – поинтересовалась я, плюхаясь в кресло.

Девочка зевнула, потянулась и ответила:

– Зайка с Кешкой спать ушли, Машка тоже, близнецов еще ввосемь увели, они тут носились по комнатам, столик опрокинули. Знаете, чегоАнька сделала?

Я улыбнулась:

– Нет.

Анька и Ванька день ото дня делаются все забавней. Ваня унас тихий, просто незаметный, больше всего он любит сидеть в уголке и листатьжурналы, где помещены фотографии автомобилей. Причем может это делать часами.Зато Анька тайфун, и бедная Серафима Ивановна постоянно вытаскивает девочку изразных мест. То безобразница горстями ест кашу из собачьей миски, то лезет настол в гостиной, то выливает в унитаз бутылку пены для ванной и в полномвосторге визжит, когда гора из белых пузырьков начинает подпирать потолок.Ванька же, пока сестрица шкодничает, мирно изучает машины, осторожно водяпальчиком по страницам. Он очень независимый и по каждому поводу имеетсобственное мнение. Не далее как вчера, когда он вышел в столовую, я попросила:

– Ваняша, поцелуй меня.

Целоваться Ванька научился недавно и делает это судовольствием. Мальчик подбежал к дивану и с жаром чмокнул бабушку в щеку.

– А меня? – оживилась Машка.

Ваняша оглядел ее и твердо ответил:

– Неть.

Он очень смешно говорит, не «нет», а «неть».

Машка рассмеялась и вытащила из сумки красную машинку,уложенную в яркую упаковку.

– На, это тебе.

Ванька мигом схватил подарок и стал открывать коробку.

– Ну а теперь поцелуешь меня? – засмеялась Маруська.

Ваняша кинулся к тетке с объятиями.

– Продажная ты душа, – покачала головой Машка, – за машинкулюбовь отдаешь!

Ленка села на диване и сбросила плед.

– Анька увидела в телевизоре Зайку. Сначала закричала:«Мама, мама!», принялась тыкать пальцем в экран, а потом открыла тумбочку, накоторой телик стоит, заглянула туда и так расстроенно говорит: «Мама?» Я ейответила: «Ее там нет, она в телевизоре». Так Аня «Панасоник» обежала и давайсзади смотреть. Очень смешно было. Думала, что Зайка в тумбочке сидит или зателевизором спряталась!

И Ленка опять зевнула.

– Иди спать! – велела я.

– Неохота.

– Ты же зеваешь все время.

– Это от скуки, – пояснила девочка, – такую ерундупоказывают, тоска! Смотреть нечего. По одной программе дядька о смысле жизниговорит, по другой тетка на скрипке пиликает, по третьей поп выступает.Сбеситься можно, ни одной киношки.

– Почитай книжку.

– Нет.

– У нас большая библиотека, книги на любой вкус.

– Нет. Не люблю читать, скучно.

Я вздохнула. Нехорошо получается, привезла сюда девочку ибросила. Бедный ребенок томится от безделья, и ведь не может она день-деньскойваляться у телевизора, щелкая пультом. Надо заняться ее судьбой, выправитьдокументы, нанять педагогов… Ладно, этой проблемой займусь завтра.

Нужно встать из кресла и пойти в спальню, но на телонеожиданно навалилась всепоглощающая лень, шевелиться не хотелось. Ленка сноваулеглась на подушки и принялась переключать каналы, бормоча:

– Во дрянь какая! И кто только такое глядит!

Я тоже тупо смотрела в экран, на прыгающие картинки.Окончательно разозлившись, Ленка резко села и столкнула на пол мою сумочку. Та,упав на ковер, раскрылась, все содержимое вывалилось.

– Ой! – воскликнула Ленка. – Я случайно! Ща подберу, извините,пожалуйста!