Из глаз градом полились слезы. Я прижала сопящего мопса кгруди и зарыдала в голос:

– О, мой мальчик! Не переживу твоей кончины, о, как ужасно!Зачем смерть забирает тебя столь рано…

Дверь спальни распахнулась, на пороге появилась разгневаннаяЗайка в розовой байковой пижамке.

– Что за… – начала было она, но потом осеклась и кинулась кмоей кровати: – Даша! Ты плачешь?

Я с трудом кивнула:

– Хучик! Мой любимый, мой сладкий, мой родной…

– Что случилось? – заорала Ольга.

Тут же из коридора послышался топот, и в спальне очутилосьвсе взрослое население дома в той или иной степени раздетости.

– Мать, – укоризненно сказал Кеша. – Господи! Ты ревешь!

– Хучик…

– Что с ним? – кинулась к мопсу Машка.

– Он умрет, а я вместе с ним…

Невероятное ощущение любви и горя затопило меня. Машкапопыталась отнять у меня Хучика.

Внезапно я увидела, какая Машка противная: толстая,белобрысая, с визгливым голосом. И вообще, члены моей семьи настоящие уроды:Кеша бледный как смерть и болезненно худой, Александр Михайлович настолькоотвратителен, что и смотреть на него не хочется, Ольга похожа на куклу Барби,она так же глупа… Нет, хочу жить лишь с Хучиком!

– Мальчик мой! Свет очей моих, ненаглядный, за что… за что…за что… Придет смерть и погасит луч света… «Восстала из мрака младая с перстамипурпурными Эос…»

– Это что? – попятилась Машка.

– Гомер, – вздохнул Кеша, – мать помешалась! Цитирует то ли«Илиаду», то ли «Одиссею», говорит гекзаметром…

– Уйдите все вы, ненавижу вас!

– Ну и ну, – покачала головой Зайка.

– Оставьте меня… Хуч! Хучик!!!

Тут в комнату из коридора ворвались Снап и Банди. Пит,недолго сомневаясь, взлетел на мою кровать. До носа долетел резкий запахсобачьих консервов.

– Банди, – взвыла я, – мой любимый! Иди сюда! Никому неотдам!

– Надо вызвать врача, – нахмурился полковник.

Дальнейшее помнится плохо. Мигрень просто взорвалась вголове, погребя под собой остатки разума. Омерзительные домашние суетилисьвокруг, вызывая все новые и новые приступы злобы.

– Уйдите, – молила я, прижимая к себе Хучика, – всеубирайтесь вон! Не желаю вас видеть, завтра же уеду вместе с собаками!Ненавижу, ненавижу! Хучик! Банди!

Откуда-то из тумана вынырнуло лицо Оксаны, потом передо мнойвозник неизвестный мужчина. Его рот с отвратительно толстыми губами беззвучношевелился. Потом до ушей донесся вопрос Оксаны:

– Что ты ела? Или пила? Немедленно отвечай.

Я поползла в самый дальний угол кровати, крепко прижимая ксебе Хучика. Какой у Оксаны мерзкий голос: визгливый, назойливый. А этонеприличное любопытство! Что ела, что пила? Какое ей дело!

– Быстро отвечай, – потрясла меня Ксюта за плечи.

Я чуть не задохнулась! От Оксаны несло потом и гадкимидухами!

– Ну живо!

– Собачьи консервы, – неожиданно выпалила я и провалилась всон.

Я проснулась оттого, что чихнула. Я села, зажгла лампу и судивлением увидела на диване посапывающую Оксану. Подруга была одета в джинсы исвитер. В полном изумлении я перевела взгляд на часы: ровно восемь утра. ОтчегоКсюта тут? Иногда она остается ночевать у нас, но тогда ложится в спальне длягостей, Оксана никогда не спит в моей комнате, да еще одетая.

И тут взгляд упал на Хучика. Боже, как я люблю эту собаку.Мгновенно в голове заворочались воспоминания. Вчера я устроила домашним дикуюистерику, отчего?

Внезапно Оксана села и спросила:

– Ну как?

– Ничего, – осторожно ответила я, отмечая про себя, чтолучшая подруга отвратительно выглядит: кожа желтая, вокруг глаз синяки, ивообще, у нее слишком длинный нос, а волос на голове просто нет. Боже, да онауродка!

Ксюта села.

– Давай рассказывай.

– О чем?

– Обо всем!

– Какое право ты имеешь…

– Ага, ясно, – кивнула Оксана, – что пила? Или ела?

Вдруг на меня навалилась апатия.

– Салат «Цезарь» в кафе.

– И что в нем было?

– Ты никогда не пробовала салат «Цезарь»? – скривилась я. –Листья салата, белое куриное мясо, гренки и сливочный соус, который в некоторыхресторациях заменяют на майонез, чем делают блюдо совершенно несъедобным!

– Я не раз ела «Цезарь», – спокойно ответила Оксана, – не онем речь. Ты пила что-нибудь?

– Сок свежевыжатый, из яблок с сельдереем, готовили при мне.

– Еще что?

– Ничего.

– За весь день?

– Угу.

– Нельзя сказать, что ты обжора, – вздохнула Оксана, –постарайся припомнить, может, случилось нечто… Ну кто-нибудь дал тебе таблеткуили накапал настойку?

– Зачем? – осторожно спросила я, отодвигаясь подальше отКсюты. – Не подходи ко мне близко.

– Почему? – резко поинтересовалась Оксана и придвинуласьпочти вплотную.

Я чуть не задохнулась от запаха пота и быстро зажмурилась,чтобы не видеть ее лица.

– Почему? – повторила та, которую я считала своей лучшейподругой. – А ну открой глаза.

Я послушно подняла веки и неожиданно выпалила:

– Ты жутко противная и не моешься!

Оксана отошла к окну, села в кресло и спросила:

– Ну-ка скажи, сколько лет мы вместе?

– Страшное дело! Столько не живут!

– Почему же ты раньше не делала замечаний о моейнеряшливости?

Я призадумалась:

– Ну… ты так не пахла!

Оксана кивнула: