– Куда ж ты тогда? Комнату в общежитии отдали другомусотруднику. Твое удостоверение, кстати, у меня в ящике стола лежит. Забери, ато тебе не войти, ни выйти… Слушай, Егор, нахальство, конечно, с моей стороны.После всего, что ты перенес… – Старший майор остановился, не очень старательноприкинулся, что ему совестно. – Может, подежуришь у меня в кабинете, а? Наслучай, если Сам вернется и станет меня разыскивать. А чего? Деваться тебе всеравно некуда. Хоть поспишь по-человечески, на диване. Он мягкий, кожаный. Довечера гуляй где хочешь. В столовку сходи, к Ляхову с Григоряном загляни.Порадуй, что жив и что мы Вассера взяли. Про допрос, само собой, молчок – сампонимаешь. Можешь с ними умеренно выпить. Но к двадцати двум ноль ноль быть наместе, – плавно съехал Шеф с товарищеского тона на командирский. – Дрыхнутьможешь, отлучаться ни-ни. Если со мной захочет говорить Нарком, запомнителефон: Д-65421. Это квартира Любочкиной подруги, она уехала на съемки, аключи, нам оставила. Недалеко, в Безбожном переулке, в случае чего за десятьминут долечу. Ну, а коли я Наркому не понадоблюсь, то пошло оно всё… –Октябрьский сердито махнул рукой. – Объявлю лежачую забастовку, прямо до 22июня.

Старший майор снова запел, теперь уже не про любовь, а прокрасных кавалеристов и нырнул в лифт. Дорин же поплелся назад.

Время было только половина восьмого. Зайти к Ваське Ляхову,конечно, неплохо бы, но заноза, засевшая у Егора в голове после того, как шефсказал про Дульцинею, саднила все сильней.

Телефонный номер больницы имени Медсантруда он помнил еще стех пор, когда звонил туда с Кузнецкого.

Походил по кабинету.

Снял трубку, набрал две первых цифры.

Передумал.

Еще походил.

Потом, как в омут головой, быстро накрутил: Ж2-23-25.

– Алё. Больница Медсантруда слушает, – откликнулся строгиймужской голос – похоже, тот самый, который в апреле обещал передать Наде проЕгорову «командировку», да не исполнил.

– Надежда Сорина, санитарка из Хирургического, на работе? –спросил лейтенант с замиранием сердца.

Загадал: если у Нади вечерняя смена, это судьба. В Плющево иобратно до десяти вечера не обернешься, а на Радищевскую запросто.

– Справок про медперсонал не даем, тем более про низший.Санитарку ему, ишь чего захотел! – грубо ответил дежурный.

Пока он не положил трубку, Егор быстро сказал:

– Представьтесь! С вами говорят из наркомата государственнойбезопасности.

На том конце шумно запыхтели.

– Я вот сейчас про тебя, сопляка, сообщу куда следует. Ониномер в два счета определят. Такой тебе наркомат пропишут.

– С вами говорит лейтенант госбезопасности Дорин, –официальным тоном объявил Егор. – А телефон мой определять не надо. Можетеперезвонить мне сами. Записывайте: К4-09-60, это коммутатор, добавочный у меня…

– Не надо добавочный, товарищ лейтенант! – испуганнозакудахтала трубка. – Я верю! Про сопляка это я для порядку сказал, извините. Ато, знаете, бывают умники. Сам бабе звонит, сестричке или там санитарке, а самфорсу напускает. Петюрников я. Пе-тюр-ни-ков, старший вахтер ночной смены. Меняв райотделе НКВД знают. С хорошей стороны.

– Так на работе Сорина или нет? – перебил его Дорин.

– Сейчас уточню, товарищ лейтенант… Так точно, заступила сшести вечера и до шести утра.

Значит, судьба.

– Вот что, Петюрников. Я сейчас приеду. Про мой звонок нигу-гу.

– Обижаете, товарищ лейтенант. Что я, без понятия? Высправьтесь про меня в райотделе, у сержанта Зозули, он вам ска…

Егор повесил трубку.

Решено!

Верил бы в бога – перекрестился.

Петюрников оказался плотненьким плешастым мужчинкой, которыйсначала взглянул на вошедшего Дорина волком, а увидев красную книжицу, сразузаулыбался и даже закланялся, будто холуй из кино про дореволюционную жизнь.

– Пока вы ехали, собрал все данные. Не беспокойтесь,внимания не привлек. Докладываю, – зашептал он Егору на ухо. – Не зря вызаинтересовались гражданкой Сориной, особа крайне подозрительная. Некомсомолка, общественной работой не занимается, политинформации игнорирует. Всубботниках, правда, участвует. Но на груди под платьем носит крестик. Сам невидал – нянечка Будькова рассказала, она старушка глазастая. Сорина эта, хотьпо штатному расписанию санитарка, но ведет себя будто принцесса какая. Врачи сней цацкаются, потому что она дочка профессора Сорина из Глазного (между нами,тоже тот еще тип). Доктор Маргулис в нарушение правил берет ее ассистенткой наоперации. Говорит, что она даст сто очков вперед любой операционной сестре.

Хотел Дорин сказать противному вахтеру, чтоб заткнулся, нокак услышал про доктора Маргулиса, навострил уши.

– А с этим… с Маргулисом у нее что? – спросил он, чувствуя,что краснеет. Хорошо, свет в вестюбиле был тусклый. – Только по работе или…?

– Выяснил, всё выяснил, – плотоядно улыбнулся Петюрников, иу Егора внутри всё сжалось. – Провожает ее, на концерты катает, ручку целует –не на работе, конечно, а после. Со свечкой я над ними не стоял, но отношенияпросматриваются невооруженным глазом. Тесные такие отношения, – и вахтер сделалпохабный жест.

Гнусный был тип этот Петюрников, да и сам Егор не лучше –зачем спрашивал?

Сдвинув брови, Дорин строго сказал:

– За информацию спасибо, пригодится. Но насчет Сориной вы,гражданин, ошиблись. У нас к ней претензий нет, совсем наоборот. Это я тольковам говорю, по секрету, как преданному Органам товарищу. А теперь потихоньку,чтоб никто не видел, приведите ее. К кому, не говорите. Я подожду вон там, подлестницей. И последите, чтоб никто нам с ней не мешал.

– Понял. Конспиративность обеспечу, в лучшем виде.

Дорин стоял в темноте под лестницей, среди каких-то ведер ишвабр. Волновался.

Над головой процокали легкие шаги. Голос, от которого уЕгора перехватило горло, произнес:

– Где он, этот человек? Кто меня спрашивал?

Взволнована. Наверное, нечасто санитарку Сорину срочновызывают на вахту. Или, может, дурак Петюрников состроил очень уж таинственнуюрожу. Хорошо хоть не приперся вместе с ней. Наверное, остался на верхнейплощадке, «обеспечивает конспиративность».