– Врач? – удивилась я.

– Ну да, – кивнула Танюша, – причем очень хороший, изсанэпидемстанции. Нас приходит проверять. Но, надо сказать, Мартина Андреевнаочень квалифицированный специалист. Посоветовала нам какие-то таблетки пить дляпрофилактики гриппа, не поверите, все кругом в соплях путались, а мы какмайские розы.

– Телефон ее можно узнать?

– Элементарно, – засмеялась Танечка и снова ушла.

Когда она минут через пять, вернувшись, сунула мне бумажку,я с чувством произнесла:

– Спасибо, огромное спасибо.

– Не за что, может, и моей маме когда-нибудь повезет такогобогатого клиента найти.

– Сомневаюсь, однако, – пробормотала я, засовывая бумажку всумку. – Небось она соврала мне, ну откуда у врача такие деньжищи? Танюшавздохнула:

– Не переживайте, у Мартины Андреевны баксов как у меняволос.

– Да? – недоверчиво переспросила я.

– Ну посудите сами, – зашептала Танюша, – врач-то она не обычный,а санитарный… Небось не только в наш салон приходит.

– И что?

– Господи! Ну, к примеру, вот в этой комнате десять креселдля клиентов, а по санитарным нормам положено восемь. Значит, либо еще один залнадо открывать, либо два посадочных места убрать. Опять же, в сауне нетспециального покрытия, у педикюрши подается не горячая вода, а теплая, удевчонок слишком яркие лампы, а у Надьки Сомовой бородавки на пальцах,заразная, между прочим, штука! Устранить все неполадки просто невозможно. Надобудет закрываться, и то всего не переделаешь. А Мартина глаза на это закрывает,ну ее поэтому тут бесплатно стригут, красят, делают массаж и, естественно,вручают конвертик. Понятно теперь?

– Более чем, – обрадованно сообщила я и поехала домой.

Пожалуй, не стоит больше шляться по городу. Насанэпидемстанции давным-давно закончился рабочий день, доберусь до милейшейМартины Андреевны завтра.

По странному стечению обстоятельств дома никого неоказалось. Тихо радуясь несказанной удаче, я приняла ванну, спокойно поужиналаи легла в кровать.

Когда глаза уже закрылись, в голове молнией мелькнула мысль:а ведь некоторые женщины так живут всегда, тихо, заботясь только о себе. Мне жес восемнадцати лет приходится тащить на своих плечах груз материальных забот.Жизнь твердо вдолбила в мои мозги правило: сама не сделаешь, никто не поможет.И отчего только дамы, не имеющие семьи, чувствуют себя ущербными? Я бырасчудесным образом жила одна, но судьба выкинула иную фишку. Мысли сталипутаться, и я мирно заснула, свернувшись клубочком под одеялом.

– Вилка, немедленно вставай, – гаркнул кто-то над ухом.

Я подскочила от неожиданности, плохо понимая, чтопроисходит. В углу спальни у зеркала стоял голый Олег. Освещенный слабым светомночника, муж пробормотал:

– Умираю.

Так, волноваться нечего, с ним опять приключился приступрадикулита.

– Сильно болит? – пробормотала я, нашаривая тапки. – Сейчасанальгин принесу, ложись спокойно.

– Не приближайся ко мне, – прошипел супруг, предостерегающевытягивая вперед руки, – ни в коем случае.

– Почему?

– У меня проказа!

– Не городи чушь, – обозлилась я, зажгла верхний свет изаорала от ужаса.

Все тело Куприна покрывали непонятного происхождениясиневатые прыщи.

– Что это?

– Говорю же, проказа, – прошептал Олег.

– Где ты ее взял?

– Неделю назад бомжа допрашивал, – так же шепотом ответилмуж, – такого страшного, лицо как у льва, складки на лбу, щеках, язвы кругом…Свидетель убийства, да и сам преступник.

– И что?

– Отправили его в следственный изолятор, а оттуда в паникедоктор звонит: мало того, что у парня букет заразных болячек, так еще он боленпроказой. Уникальный случай, один на миллион, «лицо льва», оказывается, первыйпризнак болезни.

Я забилась под одеяло. Проказа! Жуткая болезнь, косившая вСредние века население Европы почище чумы. Одно утешение, от бубонной, илилегочной, чумы умрешь мигом, дней через пять после контакта с носителем вируса,а от проказы сразу не скончаешься, долгие годы проживешь, правда, в миломместечке под названием лепрозорий, как в тюрьме, без права выхода во внешниймир. В древности больные проказой обязаны были предупреждать о своем появленииза десять шагов, для этого у них имелся специальный колокольчик. Нынче лепра,так называется по-научному проказа, практически не встречается, редкие больныенаходятся на государственном обеспечении. Впрочем, лечить их, как и в прежниевека, не умеют. Применяют, естественно, какие-то лекарства, но толку чуть.

– Филя, – заорала я, чувствуя, как к горлу подкатываетгорячий ком, – Филя, сюда скорей!

Послышался бодрый топот, и первой в спальню ворвалась Лерка.За ней влетели Томуська, Сеня, Юра, Ленинид и Дюшка со щенком в зубах. Ну вот,пожалуйста, опять они все тут ночуют. Лерка окинула взглядом голого Куприна иусмехнулась.

– Вам никто не говорил, что ваша квартира похожа напсихиатрическую клинику, причем на отделение для буйных, такое, со стеганымистенками!

Ну, Парфенова, погоди, когда в следующий раз поругаешься с мужеми свекровью, я отправлю тебя жить к Барсуковой! Но сейчас, ей-богу, мне недосугвыяснять отношения с бабой.

– О господи, – закричала Тома, – что с тобой, Олежек?

– Говорит, проказа, – сообщила я.

Лерка взвизгнула и вжалась в угол. Юрка всплеснул руками:

– Бомж!

– Ага, – кивнул Олег, – он самый.

– Спокойствие, – провозгласил Филя, – только спокойствие,был контакт?

– Да.

– Тесный?

– Что ты имеешь в виду?

– Ну обнимал носителя, целовал, вступал с ним в половыеотношения?

– Со свидетелем убийства, – взревел муж, – с жуткимбомжом?!!

Юрка захихикал:

– А чего, он всегда со всеми задерживаемыми сношается.

– Может, это сифилис, раз такие привычки, – прогудела изугла Лерка и уставилась во все глаза на Олега.