– Но они казались такой счастливой парой!

Мартина всплеснула руками:

– Господь с вами! Леночку убили из-за того, что муженекзанялся торговлей наркотиками! Героин! Вроде прятал дома огромную партию, чутьли не двадцать кило, милиция не нашла, хоть обыск делала, а братки явились кЛене! Ну, а дальше неизвестно, то ли она, дурочка, не отдавала порошок, то ли ивпрямь не знала, где муженек-подонок отраву хранил! Ужас! Марья Михайловна какчувствовала, хоть и не материнское сердце, а вещун… Как она убивалась, когдаЛена замуж выходила!

– Надо же, – пробормотала я, – мы с Леночкой были оченьблизки в последний год, мне всегда казалось, что теща обожает зятя. Знаете, онавсегда так уважительно о нем говорила: «Павлик бизнесмен, Павлик носит Лену наруках, Павлик великолепный отец».

– А что ей оставалось! – всплеснула руками собеседница.

– Ну выгнала бы его!

– Так они же отдельно жили!

– Ведь не сразу, несколько лет у Марьи Михайловныкантовались. Мне еще Леночка рассказывала, что обижалась на мать, та сидитцелыми днями дома, а потребовала, чтобы няньку наняли, лень было к Никитеподойти.

– Какая чушь! – возмутилась Мартина. – Да, Марья Михайловнасидит, как вы выразились, дома, но она пишет картины. Ее работы продаются, инесколько лет, до того, как Павел начал зарабатывать, они жили на средства,которые добывала теща. Естественно, она не могла заниматься младенцем. Да еслихотите знать, Марья Михайловна умнейшая, тактичная дама. Знаете, что она мненакануне свадьбы Леночки сказала?

– Нет, откуда.

– Так слушайте.

Мартина уже спала, когда в дверь осторожно позвонили. Онапривыкла к тому, что соседи, занедужив, частенько бегут к ней за советом,конечно, она давно работает на санэпидемстанции, но за плечами медицинскийинститут и пара лет на «Скорой помощи». Так что померить давление, посоветоватьлекарство от поноса и даже перебинтовать несерьезную рану Мартина вполне может.Не глядя в глазок, она распахнула дверь и увидела Марью Михайловну.

– Вы заболели? Давление опять скачет? – спросила врач,увидав красные глаза соседки.

Но дама покачала головой:

– Можно у тебя посижу минут десять?

Тут Мартина увидела, что Марья Михайловна просто плачет.

– Господи, – перепугалась доктор, – да что стряслось?

– В общем, ничего особенного, Лена замуж собралась.

– Но ей же только пятнадцать! – оторопела Мартина.

– Через месяц шестнадцать стукнет.

– Ну, ерунда, зачем вы так расстроились! В этом возрасте онивсе себя Джульеттами мнят, – засмеялась врач. – Пройдет!

– Она беременна.

– Немедленно заставьте ее сделать аборт! – возмутиласьМартина. – У меня есть гинеколог знакомый, все шито-крыто провернем. Хотите, яс девочкой поговорю, объясню, что беременность в столь юном возрасте наноситвред организму матери и ребенка…

– Уже семь месяцев, – тихо вымолвила соседка.

– Да вы что, – ахнула Мартина, – как же так!

– Не заметила, – каялась Марья Михайловна, – вижу,потолстела она чуть, так решила, что слишком много сладкого ест. Голые мы домане ходим… Чуть не скончалась, когда узнала.

– Ну дела, – качала головой врач, – а кто отец?

– Ужас, – вздохнула Марья Михайловна, – просто катастрофа.Жутко неотесанный парень, грубый, ничего не читал в своей жизни, кромепрограммы телевидения, родители – алкоголики… И как только он в художественнуюшколу попал! Одним словом, могло быть хуже, да некуда. И он будет жить тут!

– Ну его в армию возьмут небось, а Леночка за два годапередумает.

Марья Михайловна покачала головой:

– Во-первых, ребенок все равно родится, помешать этомусобытию уже нельзя, а потом…

Она замолчала.

– Не пускайте их к себе жить, – возмутилась Мартина, –представляете, что начнется? Парень этот, возможно, тоже пить затеет… Хотя вармию возьмут.

– Да никуда его не заберут! – в сердцах воскликнула соседка.– Другие жуткие деньги платят, чтобы избавиться от службы, в институты рвутся,абы куда, лишь бы с военной кафедрой, а этому повезло!

– В чем?

– Мать-алкоголичка, – пожала плечами Марья Михайловна, – воти родила урода, пальцев у него нет на левой ступне, признали негодным…

– Что же Леночка в нем нашла?

– Не знаю…

– Все равно к себе не пускайте, – советовала Мартина, – разтакие взрослые, пусть у алкоголички поживут, может, тогда Лена поймет…

– Понимаешь, – вздохнула Марья Михайловна, – я не могу с нейконфликтовать.

– Почему?

– Так квартира ее.

– Но вы же здесь всю жизнь живете? – изумилась Мартина.

– Нет, – покачала головой Марья Михайловна, – ты, Тиночка, вэтом доме с рождения, ну-ка вспомни, когда ты меня первый раз увидела, ну?

Мартина задумалась:

– Вы шли с Людмилой, у нее был огромный живот, она меняувидела и говорит: «Знакомься, Тинуша, это моя сестра, старшая…»

– Вот-вот, – сказала Марья Михайловна, – у нас мать одна, аотцы разные, но мы все равно дружили, поэтому, когда Мила забеременела, я к нимс мамой переехала, чтобы помочь. Думала, ненадолго, а вот как вышло! Милочкаумерла, а я с Леной осталась, опекунство оформила, только прописаться мне неразрешили.

– Почему?

– В семидесятые годы, – пояснила художница, – людям неразрешали прописываться на площадь к тем, кого они опекают, чтобы не быломахинаций с квартирами. А жилищные условия у нас с Людмилой, мягко говоря,оказались разными. У меня десять метров в коммуналке, а у младшей сестрычетырехкомнатная квартира у метро…

– Что же потом не прописались?

– Да как-то недосуг было, – вытирала глаза Марья Михайловна,– забыла совсем, да, видно, зря. Вчера-то мы поспорили, вот Леночка и заявила:«Ты мне не указ, не нравится с Павлом жить – уезжай! Это моя квартира».

– Какая мерзавка, – вскипела Мартина, – вы ее растили,кормили, поили.. Вот она, благодарность!