Мне не понравился ее хищный взгляд, и я кинула Олегупижамные брюки.

– Оденься.

– Давно это было? – вопрошал Филя. – Ну когда с бомжом делоимели?

– На той неделе, – ответил Олег.

– Ну, – засмеялся ветеринар, – у проказы инкубационныйпериод то ли двадцать, то ли двадцать пять лет, точно не помню. Маловероятно,что у тебя лепра, скорей чесотка. Ты с ним ручкался?

– Ага, – ответил муж, – ручку давал, протокол подписывать.

Ветеринар задумчиво бормотал:

– Опять же не похоже. Отчего по всему телу, нет, ребята,надо врача звать.

– И санобработку пригласить, – зудела Лерка, – он сегодня накухню входил, в ванную, туалетом пользовался, мне, например, совсем не хочетсяпятнами покрываться.

– Заткнись, – велел Сеня.

– Вот у нас на зоне мастырщик был, – завел Ленинид, –симулянт то есть. Неохота ему работать, сожрет упаковку анальгина разом, иготово, точь-в-точь такими прыщами идет, докторица каждый раз пугалась.

– Ну-ка, – спросил Филя, – что у тебя на тумбочке за лекарства?Может, и впрямь аллергия.

Быстрым шагом он подошел к кровати.

– Так, вольтарен, реопирин, метиндол, диклофенак в свечах…Что пил?

– Как прописали, – ответил Олег, – по две таблетки три разав день, правда, не получилось, я только вечером принял.

– Какое?

– Что какое?

– Лекарство какое: вольтарен, реопирин или метиндол?

– Все! – оповестил муж.

Филя прикусил нижнюю губу, потом потряс коробочкой, гдележали свечи с диклофенаком.

– И это тоже съел? Одной не хватает!

– Нет, – обозлился Олег, – я их в задницу себе засунул!Конечно, съел, жутко противно, просто отвратительно, касторка нектаромпокажется, кто только для больных людей такое выпускает! Меня чуть не стошнило,до сих пор во рту вкус жира!!!

Я зарылась лицом в подушку и затряслась от смеха. Бедный,бедный, никогда до сих пор ничем не болевший майор не знал, что следует делатьсо свечами.

– Вот тут ты оказался не прав, – сдавленным голосомпрошептал Филя, – во-первых, свечи не жрут, а, как бы тебе ни казалосьстранным, на самом деле засовывают в задницу, принимают, так сказать, неорально, а анально. Во-вторых, метиндол, реопирин и вольтарен – это разныеназвания одного и того же лекарства. Ты просто слопал огромную дозу и получилсоответствующую кожную реакцию.

– Но, – начал заикаться Олег, – но все эти коробочки лежалиу кровати! Вилка! Это все ты виновата!

Я выглянула из подушек:

– Доктор, между прочим, написал названия лекарств на бумаге.

– Наверное, – вмешалась Тома, – наверное, он просто думал, еслине будет одного, ты купишь другое!

Я растерянно смотрела на пятнистого мужа. А что, дажекрасиво, словно леопард.

– Ну и дура ты, Вилка, – отмерла Лерка, – и Олег хорош:проказа, проказа… Ну какого черта всех разбудили?

– Что теперь делать? – спросил Сеня.

Филя перечислил препараты:

– Диазолин, супрастин, кларитин… Впрочем, нет, опять всеразом слопает. Есть дома антигистаминные препараты?

– От глистов, что ли? – спросил папашка.

– У нас гутталакс, цитрамон и теперь еще вот эти, отрадикулита, – удрученно сказала я, – только при чем тут глисты?

– Ладно, – крякнул Филя, – завтра утром сам куплю. Ты,Олежка, ложись, это не смертельно.

Юра захихикал:

– Слышь, Куприн, свечка-то вкусная была?

– Сам попробуй, – буркнул Олег, ныряя под одеяло, – можешьхоть все слопать.

Санэпидемстанция располагалась в здании, напоминавшем школу.Трехэтажное, из красного кирпича, с большими, просторными коридорами, высокимипотолками и огромными окнами. Мартина Андреевна пришла к десяти. Я, сидевшая уее кабинета с девяти утра, изображала самое сладкое выражение на лице и тут жевзяла быка за рога:

– Дорогая Мартина Андреевна, мне посоветовала к вамобратиться Лена Федулова.

– Несчастная Леночка, – грустно сказала дама, – слушаю васвнимательно, в чем проблема.

Минут пять я рассказывала о желании открыть кафе натерритории, подведомственной Мартине, потом выслушала кучу абсолютнобесполезных советов, достала кошелек.

– Нет-нет, – замахала руками дама, – для Леночкиных подружекконсультации абсолютно бесплатно. Когда откроетесь, тогда посмотрим…

– Большое спасибо, – ответила я, – вы давно были знакомы сЛеной?

– Всю жизнь, – вздохнула Мартина, – с момента рождения.

– Да ну?

– Я живу в соседней квартире с Марьей Михайловной, –пояснила врач, – дружила еще с покойной Люсей.

– Это кто? – удивилась я.

– Люсенька – мать Лены, – пояснила Мартина.

– А Марья Михайловна тогда кто? – изумилась я. – БабушкаНикиты, я всегда считала, что она мать Леночки?

Доктор вздохнула:

– Нет. Марья Михайловна сестра Людмилы, старшая. Милочкародила Лену очень рано, только-только школу окончила. Марья Михайловна оченьрасстраивалась, что сестра осталась без высшего образования. Мила удивительнорисовала, они все в этой семье художницы, дар передается, очевидно, по женскойлинии. Никиточка очень приятный ребенок, но богом не отмечен. Хотя, еслиучесть, кто у него отец!

Доктор поджала губы, потом продолжила:

– Ну, а когда Люсенька скончалась, Марья Михайловна сталавоспитывать племянницу. Она никогда не скрывала от Лены правду, все свои знали,что Марья Михайловна на самом деле ее тетя. Но Леночка звала ее мамочкой иочень любила, слушалась во всем, один только раз наперекор пошла, когда замужза этого торгаша выскочила! С Марьей Михайловной просто припадок случился,когда она правду узнала! Хотите чаю?

Я кивнула.

– Бедная, бедная Леночка, – вздыхала врач, – я с самогоначала чувствовала, что этот брак плохо завершится!