тебя, других бенгардийских тигров я не видела. Поэтому для меня ты – совершенство. Только не зазнайся. Но нравишься ты мне не за силу и не за мудрость, а совсем за другое.

– И за что же, посвятишь?

– Ну, – призадумалась Агния и поскребла пальцем подбородок, – может быть, когда-нибудь посвящу. Если прежде сам не догадаешься. Когда-нибудь… Ты сильно её любил, свою Санджану? – спросила Агния как бы невзначай.

– Санджана… Я люблю её больше артифекса. После той бойни я дал себе зарок, что никогда и никого не буду любить. И даже чувствовать чужое прикосновение.

– Видимо, не судьба мне прокатиться у тебя на спине, – пыталась шутить Агния, но ей тяжело давалась улыбка. – Ну, хоть почистить себя позволил. Репрев прав: после болота ты был вонючкой.

– Я клятвопреступник. Какой из меня тигр, тем более бенгардийский…

– Твои клятвы глупые и бестолковые. Не обижайся, но это так. Вряд ли Санджана пожелала бы, чтобы ты ходил и вонял болотной тиной. А тут подвернулась я. И я не виновата, что родилась кинокефалкой. Тискать я тебя не собиралась. Ну разве что самую малость. Да шучу я, поглядите на него – разволновался, дурашка.

– Скажи мне два года назад, что мне будет прислуживать кинокефал, – никогда бы не поверил.

Отбросив губку в сторону, Агния возмущённо запищала:

– Никакая я тебе не служанка!

– Теперь настала очередь шутить мне. Как тебе, а? – растягивая смех, упоительно хохотал Алатар, за что получил лёгкий смирительный подзатыльник.

Посидев с минуту со скрещёнными на груди руками, отвернув мордашку и задрав острый носик, она всё же повернулась к тигру, и они вместе душевно и вдоволь насмеялись.

– Как ты думаешь, – вкрадчиво спросила Агния, – что сегодня приключилось там, на поляне?

– Могу лишь догадываться. Но точно знаю, что существуют такие места, такие испытания, где воображение берёт вверх. Клин клином вышибают. Пройти такое испытание может лишь тот, у кого богатое воображение. Малахитовую траву берут только одной силой – силой воображения. Зелёный коридор устроен так, чтобы его мог пройти даже такой дохляк, как Астра, иначе он бы никогда не поборол мышегада, – засмеялся Алатар.

– Почему мышегад? – прыснула Агния, оценив выдумку Алатара.

– Я его так про себя назвал. Потому что он не мышь летучая и не гад ползучий. Вот и получился мышегад… Как я мог забыть о правиле миротворчества… Подумать только – полез с клыками и когтями! Не готов я, значит, был идти за малахитовой травой – прав был мой отец.

– Я довольно хорошо знаю вашу историю. Мой отец перед сном рассказывал про вас сказки: вроде что вот вы живёте за высокой-высокой стеной, поёте колыбельные своему артифексу – Белой матери-тигрице, изучаете искусство войны, а несёте мир. О бенгардийских тиграх говорят, что они смотрят под лапы, когда идут по дороге, чтобы случайно не раздавить какую-нибудь букашку. А ещё говорят, что у вас, – Агния понизила голос, – что у вас есть необычные способности, сверх понимания простого кинокефала: ну, например, ходить голыми лапами по раскалённым углям, как по траве босиком, спать на битом стекле и гвоздях, словно на перинах, нырять на глубину и подолгу обходиться без воздуха… – и совсем шёпотом она произнесла: – …изображать без малахитовой кисти и красок. Теперь я всё больше убеждаюсь, что не всё в сказке ложь.

– Да-а… Красивые о нас сочиняют сказки, – улыбнулся задумчивой и быстрой улыбкой Алатар.

– Почему ты такой замкнутый, Алатар? – глухо спросила Агния и придвинулась к нему чуть ближе.

– Я… боюсь.

– Боишься чего? – воскликнула Агния и вся затряслась.

– Боюсь поступить неправильно. Боюсь нарушить данное мной слово.

– Кому ты дал слово?

– Бенгардии.

– К несчастью, – голос Агнии упал, – Бенгардии больше нет. Все законы и клятвы спали. И будет лучше для всех, для целого мира, если ты всё расскажешь, чтобы не повторилась сегодняшняя история, – сказала она и погладила Алатара по спине.

– Не могу, Агния.

– А случись что с тобой, о нас ты подумал? Что мы будем делать одни в Коридоре? Всё, что мы знаем о нём, мы знаем от тебя.

– Довольно, закончили разговор!

– Я скажу напоследок: поступай так, чтобы потом ты не просыпался посреди ночи в поту и тебя не мучила совесть за то, что ещё можно было предотвратить, сделай ты иначе, но ты не сделал из-за каких-то своих предубеждений или упрямства…

Дальше Алатар не слушал: он лишь широко раскрыл пасть, из неё вывалился язык – тигр задыхался, его прошиб холодный пот, за холодом – жар, остекленели глаза.

– Воды! – взмолился Алатар.

Агния сообразила мгновенно: метнулась к ручью, зачерпнула в ладони воды и вылила прямо на болтавшийся язык.

– Нет, на лоб, на лоб мне…

Агния в сердцах сплюнула, встала на колени перед беспечно журчащим потоком, принялась ладонью черпать воду и разбрызгивать на тигра.

– Всё, довольно, ну хватит! – уже молил Алатар, но Агния, кажется, из вредности вошла в раж.

Когда выражение морды Алатара стало прежним, Агния прекратила, снова уселась напротив него и с тревогой спросила:

– Да что с тобой творится? Еле доковылял сюда, как под гипнозом. Сейчас чуть в обморок не свалился. Или тоже секрет?

– Я… – не находил что ответить Алатар. – Я просто устал. Я так юн, но мне всё кажется, что пережитого хватит ещё на девять жизней.

– Забудь, что я тебе говорила. Мы бы пропали без тебя – и это факт. У каждого из нас свой взгляд на мир, и его нужно отстаивать, каким бы глупым и безумным он ни казался другим. Если не хочешь делиться со мной своими секретами – я пойму и поддержу твой выбор. И в трудную минуту буду за тебя. Наверное, именно так и поступают друзья, – сказала Агния и снова погладила его по вздрагивающей спине.

– Благодарю тебя. Прости меня, если напугал, – неловко сказал Алатар, перестал вздрагивать и уютно замурчал.

– Да ерунда! Обычно меня мало чем можно испугать, особенно после того, как я повстречала бенгардийского тигра.

Они по-доброму, щедро разделили улыбку.

– С нашего знакомства я ведь так ни разу и не прикоснулась к тебе. Хотя коснуться тебя, Алатар, всё равно что потрогать в музее какую-нибудь древность, рядом с которой висит табличка, где чёрным по белому написано: «Руками не трогать». По-моему, – грустно рассмеялась Агния, – это одно из самых подстрекающих, бросающих вызов и дерзких предупреждений, которые можно оставить в культурном месте. Мне всю жизнь твердили, что бенгардийские тигры – священные и неприкосновенные создания. А потом появляешься ты и словно крадёшь у меня какую-то сказку. Но взамен даёшь другую, ещё более увлекательную