внизу, могли лежать мы с тобой, и какой-нибудь искатель через много-много лет набрёл бы на наши останки и стал бы задаваться вопросом: что здесь делают кости тигра и самые обыкновенные, ничем не примечательные косточки лисицы-кинокефалки? Какие обстоятельства свели их вместе – бенгардийского тигра и лисицу-кинокефалку – и почему их земной путь окончился в этом ущелье?

– Никакие обстоятельства их не сводили, кроме того, что я – глупец. Когда я смотрю на тебя, рядом я должен видеть тень беспомощного и беззащитного фамильяра Умбры. А в этот раз я был слеп и подверг нас обоих опасности, – твёрдо отрезал Алатар. – И сдаётся мне, я начинаю понимать, что с нами происходит. Мы, тигры, на мою голову, обладаем врождённой, если хочешь, природной притягательностью – она одно из наших проклятий. Помимо своей воли мы влюбляем в себя любое живое существо, очаровываем, соблазняем, подчиняем. Всех, кроме нашего вида. Твой… поцелуй был вовсе не твоим. Говорил я тебе – не трожь меня, но ты не слушала!

Агния и сейчас не слушала Алатара – она разглаживала его мех с не сходящей с лица, одурманенной, бессмысленной улыбкой, и всё другое ей сейчас было безразлично.

– Меня всегда учили быть осторожным со своими чувствами, мыслями, желаниями. Меня готовили стать королевским стражем, хоть я всем своим существом противился этому. Иногда мы раскрываем своё сердце и случайно впускаем в него прибылое, пустое. А сердце – наш путеводитель на путь истины, и мы не должны заметать в него сор, иначе сердце… стопорит. А моё сердце ты, Агния, расстроила. Потому что мой путь истины был – сохранить, сберечь в душе хоть остатки того благого, той любви, что я ещё не успел позабыть, образ которой ещё не рассеялся в забытье. Потому что кроме него у меня за душой ничего нет. И страшно представить, что будет со мной, потеряй я его насовсем. Прости меня, Агния, но сейчас ты заснёшь, а когда проснёшься, то поймёшь, что утомилась от скачки и всё это было всего лишь сладким сном, твой поцелуй был сном…

Алатар положил лапу на голову приворожённой Агнии, закрыл глаза, его губы зашевелились и тут же прекратили – он почувствовал на себе взгляд, да так и остался сидеть с щёлочкой между губ: в его изумрудно-янтарные, перепуганные и взволнованные глаза неотрывно смотрели сделавшиеся прежними глумливо-хитрые от природы глаза Агнии. С её мордашки бесследно исчезла пентагонирисовая улыбка.

– Я просто поцеловала тебя в лоб, только и всего, – произнесла Агния своим обычным хриповатым голосом; он звучал потеряно и глухо, как после внезапного пробуждения. – Я же говорила, что любила в детстве сказки о бенгардийских тиграх. Была среди них и такая, в которой говорилось о вашей… природной притягательности. А я, наивная, думала, что это тоже очередная басня. «Влюбиться в бенгардийца» – есть такое выражение. Так что ты собирался сделать со мной? Продолжай, ты заинтриговал меня.

– Решила хитростью меня взять… – усмехнулся Алатар, но улыбка получилась у него жалкой и неживой. – И не стыдно?

– А тебе? – совершенно сломался голос Агнии.

– Обещала, что всегда будешь за меня, а сама-то, сама-то! – попытался ругаться Алатар, но ничего из этого у него не вышло. – Понятия не имею, почему моё проклятие не коснулось тебя, но вытянуть из меня бенгардийские тайны – было бесчестно с твоей стороны.

– Бесчестно, говоришь… – горько усмехнулась Агния. – А я, кажется, знаю, почему я не попала под воздействие твоего проклятия. Я не способна любить, – она пожала плечами; её голос всё дрожал, и Алатар испугался, что Агния сорвётся на слёзы. Но она ни за что бы сейчас не дала слабину. – Поэтому я не люблю Репрева, даже если он любит меня. И Астре мне нечем ответить. Наверное, самое страшное на свете – умереть, никогда не испытав этого чувства, чувства любви. Я соврала тогда Репреву на болоте – моим предупреждением была моя смерть, смерть без любви, а не смерть Умбры. Вот мой настоящий страх. А когда нас отправили сюда, он только разросся, окреп, пробудился с новой силой. Его не пересилит ни страх высоты, ни страх потерять близкого. Такой вот он эгоистичный. Я бы всей душой пожелала пусть даже на мгновение побывать в шкуре Санджаны, погибнуть в той бойне, но почувствовать любовь такого благородного существа, как ты, Алатар, и полюбить тебя в ответ. Только прошу тебя, не говори, что я ещё молода и у меня всё впереди – тебе ли не знать, как внезапна смерть, особенно здесь, в Коридоре.

Алатар испытывал смятение – Агния была с ним искренна без искренника, открыта, а он – он при всём своём желании не мог быть с ней искренним.

– Ну, ты подумай насчёт Астры. Он любит тебя всем сердцем, я это вижу. Астра – добрый малый. На него можно положиться. И в нём не меньше благородства, чем во мне, а может быть… может быть, куда больше. Любовь, она – пламя, а пламя рождается из… искры. Если ты совершенно против Астры, то хотя бы не скидывай парнишку со счетов. Даёт руку помощи – не отвергай. Будь с ним, ну, поласковее, что ли, помягче. Сейчас забота друг о друге наиболее важна.

– Не нужна мне его рука – я не стеклянная, сама могу о себе позаботиться! – резко бросила Агния.

– Разве забота и ласка делают нас слабыми? – спросил бархатным басом Алатар, зажмурившись.

Агния молчала, а потом мирно спросила:

– Ты действительно считаешь, что дай я Астре надежду, то любовь со временем придёт ко мне? Вот так вломится в сердце без приглашения, как незваный гость?

– Незваный, но желанный гость, – очаровательно улыбнулся Алатар. – Я не верю в любовь с первого взгляда, не верю в любовь со второго и даже с третьего взгляда. Любовь – прежде всего притирка. Нельзя разбрасываться теми, кто нами дорожит. Каждый бенгардийский тигр совершенен, но загляни ты мне в душу, то… то в страхе отвернулась бы от меня.

– Не говори так, – слова Алатара растрогали Агнию. – У тебя золотое сердце, – она опустила глаза и непривычно для себя робко спросила: – То есть ты веришь в отношения без взаимности?

– Нет, ни в коем случае. Но я верю, что и безнадёжному нужно давать надежду. А жизнь расставит всё по своим местам.

– Может, в твоих словах и есть какой-то смысл, – сказала, цокнув языком, Агния.

– Подумай ещё раз над ними. А для тебя я всегда буду твоим заступником. Твоим и Умбры. И никакое зло вам больше не будет