Вешая халат на гвоздик, профессор услыхал во дворе хохот,выглянул, натурально, оторопел. Через двор пробегала в противоположный флигелекдама в одной рубашке. Профессор даже знал, как ее зовут, – Марья Александровна.Хохотал мальчишка.

– Что такое? – презрительно сказал Кузьмин.

Тут за стенкой, в комнате дочери профессора, заиграл патефонфокстрот «Аллилуйя», и в то же мгновенье послышалось воробьиное чириканье заспиной у профессора. Он обернулся и увидел на столе у себя крупного прыгающеговоробья.

«Гм... спокойно... – подумал профессор, – он влетел, когда яотходил от окна. Все в порядке», – приказал себе профессор, чувствуя, что все вполном беспорядке и, конечно, главным образом из-за этого воробья.Присмотревшись к нему, профессор сразу убедился, что этот воробей – не совсемпростой воробей. Паскудный воробушек припадал на левую лапку, явно кривлялся,волоча ее, работал синкопами, одним словом, – приплясывал фокстрот под звукипатефона, как пьяный у стойки. Хамил, как умел, поглядывая на профессора нагло.Рука Кузьмина легла на телефон, и он собрался позвонить своему однокурсникуБуре, чтобы спросить, что означают такого рода воробушки в шестьдесят лет, даеще когда вдруг кружится голова?

Воробушек же тем временем сел на подаренную чернильницу,нагадил в нее (я не шучу), затем взлетел вверх, повис в воздухе, потом сразмаху будто стальным клювом ткнул в стекло фотографии, изображающей полныйуниверситетский выпуск 94-го года, разбил стекло вдребезги и затем уже улетел вокно. Профессор переменил номер на телефоне и вместо того, чтобы позвонитьБуре, позвонил в бюро пиявок, сказал, что говорит профессор Кузьмин и что онпросит сейчас прислать ему пиявок на дом.

Положив трубку на рычажок, опять-таки профессор повернулся кстолу и тут же испустил вопль. За столом этим сидела в косынке сестрымилосердия женщина с сумочкой с надписью на ней: «Пиявки». Вопил профессор,вглядевшись в ее рот. Он был мужской, кривой, до ушей, с одним клыком. Глаза усестры были мертвые.

– Денежки я приберу, – мужским басом сказала сестра, –нечего им тут валяться. – Сгребла птичьей лапой этикетки и стала таять в воздухе.

Прошло два часа. Профессор Кузьмин сидел в спальне накровати, причем пиявки висели у него на висках, за ушами и на шее. В ногах уКузьмина на шелковом стеганом одеяле сидел седоусый профессор Буре,соболезнующе глядел на Кузьмина и утешал его, что все это вздор. В окне ужебыла ночь.

Что дальше происходило диковинного в Москве в эту ночь, мыне знаем и доискиваться, конечно, не станем, тем более, что настает порапереходить нам ко второй части этого правдивого повествования. За мной,читатель!

За мной, читатель! Кто сказал тебе, что нет на светенастоящей, верной, вечной любви? Да отрежут лгуну его гнусный язык!

За мной, мой читатель, и только за мной, и я покажу тебетакую любовь!

Нет! Мастер ошибался, когда с горечью говорил Иванушке вбольнице в тот час, когда ночь перевалилась через полночь, что она позабылаего. Этого быть не могло. Она его, конечно, не забыла.

Прежде всего откроем тайну, которую мастер не пожелалоткрыть Иванушке. Возлюбленную его звали Маргаритою Николаевной. Все, чтомастер говорил о ней, было сущей правдой. Он описал свою возлюбленную верно.Она была красива и умна. К этому надо добавить еще одно – с уверенностью можносказать, что многие женщины все, что угодно, отдали бы за то, чтобы променятьсвою жизнь на жизнь Маргариты Николаевны. Бездетная тридцатилетняя Маргаритабыла женою очень крупного специалиста, к тому же сделавшего важнейшее открытиегосударственного значения. Муж ее был молод, красив, добр, честен и обожал своюжену. Маргарита Николаевна со своим мужем вдвоем занимали весь верх прекрасногоособняка в саду в одном из переулков близ Арбата. Очаровательное место! Всякийможет в этом убедиться, если пожелает направиться в этот сад. Пусть обратитсяко мне, я скажу ему адрес, укажу дорогу – особняк еще цел до сих пор.

Маргарита Николаевна не нуждалась в деньгах. МаргаритаНиколаевна могла купить все, что ей понравится. Среди знакомых ее мужапопадались интересные люди. Маргарита Николаевна никогда не прикасалась кпримусу. Маргарита Николаевна не знала ужасов житья в совместной квартире.Словом... Она была счастлива? Ни одной минуты! С тех пор, какдевятнадцатилетней она вышла замуж и попала в особняк, она не знала счастья.Боги, боги мои! Что же нужно было этой женщине?! Что нужно было этой женщине, вглазах которой всегда горел какой-то непонятный огонечек, что нужно было этойчуть косящей на один глаз ведьме, украсившей себя тогда весною мимозами? Незнаю. Мне неизвестно. Очевидно, она говорила правду, ей нужен был он, мастер, авовсе не готический особняк, и не отдельный сад, и не деньги. Она любила его,она говорила правду. Даже у меня, правдивого повествователя, но постороннегочеловека, сжимается сердце при мысли о том, что испытала Маргарита, когдапришла на другой день в домик мастера, по счастью, не успев переговорить смужем, который не вернулся в назначенный срок, и узнала, что мастера уже нет.

Она сделала все, чтобы разузнать что-нибудь о нем, и,конечно, не разузнала ровно ничего. Тогда она вернулась в особняк и зажила напрежнем месте.

– Да, да, да, такая же самая ошибка! – говорила Маргаритазимою, сидя у печки и глядя в огонь, – зачем я тогда ночью ушла от него? Зачем?Ведь это же безумие! Я вернулась на другой день, честно, как обещала, но былоуже поздно. Да, я вернулась, как несчастный Левий Матвей, слишком поздно!

Все эти слова были, конечно, нелепы, потому что, в самомделе: что изменилось бы, если бы она в ту ночь осталась у мастера? Разве онаспасла бы его? Смешно! – воскликнули бы мы, но мы этого не сделаем переддоведенной до отчаяния женщиной.

В таких мучениях прожила Маргарита Николаевна всю зиму идожила до весны. В тот самый день, когда происходила всякая нелепая кутерьма,вызванная появлением черного мага в Москве, в пятницу, когда был изгнан обратнов Киев дядя Берлиоза, когда арестовали бухгалтера и произошло еще множестводругих глупейших и непонятных вещей, Маргарита проснулась около полудня в своейспальне, выходящей фонарем в башню особняка.

Проснувшись, Маргарита не заплакала, как это бывало часто,потому что проснулась с предчувствием, что сегодня наконец что-то произойдет.Ощутив это предчувствие, она стала его подогревать и растить в своей душе,опасаясь, чтобы оно ее не покинуло.