Что это? Неужели Макбет, которого Марина уже много дней невидела, словно и кот тоже заразился всеобщим отчуждением к ней? Ну, глупости,кот ведь белый, да и это существо гораздо, гораздо больше. Вот оно распрямилосьи замахало руками, слишком длинными для его коротенького тела.

– Брауни, – так и ахнула Марина, – это брауни!

Значит, он вернулся – ведь уже сколько ночей Марина его невидала.

– Алан! – послышался новый испуганный зов, и Маринаудивилась еще более: разве такое порождение нечистого духа, как брауни, можетносить человеческое имя? Или это некое магическое имя для всех брауни? Тому ононесомненно знакомо: вот он остановился, неуклюже затоптался на своихкоротеньких ножках и начал было медленно поворачиваться на зов, когда Маринанеожиданно для самой себя окликнула:

– Алан! Иди ко мне!

Бог весть почему она это сделала… Не все можно объяснить, исамые важные шаги по дороге своей жизни мы совершаем, повинуясь не вещимпредчувствиям, не гласу божьему, не собственным трезвым размышлениям, а некоемумагическому «просто так», непонятно кем нам внушаемому: богом или дьяволом.Словом, она тихо крикнула:

– Алан! – И брауни замешкался, не зная, на чей зовспешить, а потом, поскольку новых окликов не последовало, со всех своихкоротеньких ножек заспешил в сторону ближнего голоса – к Марине.

Она сама не знала, как смогла не кинуться прочь, стеная отстраха и отвращения. Ей пришлось вцепиться в какой-то куст, чтобы удержать себяна месте. Это был можжевельник, но Марина даже не ощутила, что сухие веткиранят ее пальцы, а во все глаза смотрела на приближавшийся к ней темный клубок.И в это мгновение взошла луна.

Марине не единожды в жизни приходила мысль о том, что лунакуда любопытнее, чем солнце. Оно обреченно-равнодушно заливает людей светом,мало обращая внимания на их дневную суету. Луна же непрестанно подглядывает зачеловеческой жизнью, ибо ей достается ночная жизнь – тайная, скрытая, загадочная,чреватая самыми неожиданными открытиями, которые луна не может упустить, апотому отверзает свой любопытный взор в самые важные мгновения. Эта же мысльнепременно пришла бы Марине в голову и сейчас, да только там не было места нидля чего другого, кроме ошеломления, ибо лунный луч, словно по заказу упавшийна поляну, высветил не крошечного волосатого уродца с длинной бородой, краснымивеками, широкими плоскими ступнями – точь-в-точь жабьи лапы! – идлинными-предлинными руками, доходившими до земли, а…

– Господи милостивый! – выдохнула Марина, разглядевхорошенькое детское личико на уродливом мохнатом теле, и у нее обморочнозашлось сердце, но в тот же миг рука ужаса, оцепенившая ее, разжалась, ибо онаразглядела длиннополое и длиннорукавное одеяние, что-то вроде неуклюжейшубенки, облегавшее ребенка. И ей уже не было страшно, когда дитя с разбегукинулось к ней, так что Марине ничего не оставалось, как подставить руки,подхватить его и прижать к себе.

Ребенок счастливо засмеялся, и в алом ротике сверкнули жемчужныемаленькие зубки. Не веря глазам, смотрела Марина на светло-голубые глаза,казавшиеся в лунном свете похожими на опалы, на льняные вихры, выбивавшиесяиз-под круглой, плотно завязанной шапочки. Она уже видела это личико. Да нет,не может быть!

Ребенок на ее руках вдруг завертелся и плаксиво шепнул:

– Жарко, жарко…

Светлые бровки жалобно изломились. И в самом деле: ночьтепла, дитя набегалось, а в такой-то шубейке и в мороз взопреешь!

Марина осторожно поставила малыша на траву и приняласьразвязывать шапку, потом шубу, по счастью, просто туго подпоясанную, а незастегнутую.

Почувствовав прохладу, дитя радостно завертело головой.Шапочка вовсе свалилась, и лунный луч заиграл на гладенько причесанной головке.

– Ты кто? – спросило дитя. – Мамочка?

У Марины почему-то перехватило горло.

– Погоди-ка раздеваться, – сказала она хрипло. –Как бы не простыть на ветру. – И вновь принялась напяливать шапку насветлую головку, как вдруг дитя исчезло из ее рук.

Марина какое-то мгновение так и сидела на корточках, тупоуставясь туда, где только что был ребенок.

«Брауни, настоящий брауни! – мелькнула мысль. –Был да исчез!»

И только потом она сообразила, что это существо исчезло несамо по себе, а было вырвано из ее рук другим – высоким и очень напоминавшимчеловека. Женщиной, которая сейчас ломилась через кусты, держа на руках«брауни», а тот тихонько – словно серебряные колокольчики перезванивали! –смеялся и махал Марине.

Распрямившись, девушка ринулась следом, повинуясь той жеслепой вещей силе, которая нынче ночью направляла ее поступки, в несколькопрыжков догнала убегавшую женщину, что было силы вцепилась в ее плечи, рванула– и тут же согнулась, зашлась от боли, хватаясь за колено, потому чтопохитительница ребенка, не оборачиваясь, лягнула ее, как норовистая кобылица, иснова ринулась в глубину парка.

К тому состоянию изумления и возбуждения, в которомнаходилась Марина нынче ночью, не хватало только примешаться ярости! Теперь ееничто не могло удержать: и со сломанной ногой она догнала бы эту женщину,бывшую гораздо грузнее, к тому же обремененную ношей! Это и произошло черезнесколько минут. Марина налетела на нее с таким пылом, что сшибла с ног и самарухнула сверху, уже позабыв о первоначальной цели погони, молотя руками по чемпопало…

Где-то внизу этой кучи малы задавленно пискнул ребенок.Женщина, обретая силу, встала в дыбки, как медведица, которую одолела свора, икакое-то мгновение Марина болталась на ее спине, словно бестолковый доберман,вцепившийся в добычу, но не знающий, что с нею делать дальше. Однако, пнувженщину под колени, ей удалось снова свалить ее. Отшвырнув бестолковотоптавшегося рядом плачущего ребенка, та в отчаянии крикнула:

– Беги, Алан! – и бессильно простерлась под тяжестьюМарины, которая от изумления так и оцепенела на теле поверженного врага.

Голос женщины еще раньше показался ей знакомым, а теперь онаокончательно узнала его. Это был голос Флоры, и лицо, в которое, не веря глазамсвоим, вглядывалась Марина, было именно лицом любовницы Джаспера… матерималенькой Элен.

* * *

– Алан? – хрипло выдохнула Марина, усаживаясь поудобнееи не выпуская руки Флоры, которую она заломила той за спину. От боли женщинатихо застонала, но Марина не ослабила ни хватки, ни крепких тисков колен. Ейбыло жаль Флору, однако Марина не собиралась упускать наконец-то явившуюсявозможность пробить хоть малую брешь в серой непроницаемой стене вопросов безответов, обступивших ее с самого первого дня пребывания в замке. – Значит,Алан? А где тогда Элен? Или у тебя родились близнецы? Почему же тогда ты прячешьвторого?