Странно, что, услышав имя этой девки, которая вечновозникает у нее на дороге, она сначала почувствовала глухое раздражение, итолько! Но раздражение сменилось испугом, а потом ужасом, когда она увиделасаму Агнесс. Служанка ехала верхом на лошади – вороной кобыле. Одета она была вдлинную черную рубаху, задранную, впрочем, выше колен. Вглядевшись, Маринаобнаружила, что седло под странной наездницей мужское, а ноги опутаны веревкамии связаны. Руки же прятались в рукавах рубахи: таких длинных, что они былизавязаны узлом на спине. Агнесс сидела согнувшись, однако и сквозь завесудлинных, спутанных черных волос видно было, что рот ее завязан черной тряпкой.Лошадь, которой она не правила и которую не понукала, тем не менее покорно шлапо тропе, ведущей к реке, словно этот путь был ей хорошо знаком.

– Эт-то что еще… – изумленно начала было Марина – и сноваедва не выпала из седла, потому что Джессика вцепилась в ее поводья и,развернув своего коня, резко потянула за собой Марининого конька в сторонулеса.

Ничего не понимая, думая лишь о том, чтобы удержаться вседле, она оглянулась, цепляясь за гриву, – и снова с ужасом вскрикнула,увидав процессию не менее чем двух десятков человек, одетых в белые балахоны иследующих к реке за Агнесс – тоже верхом, но на белых конях. Однако в отличиеот возглавляющей процессию Агнесс никто из них не был связан.

Лицо предводителя, ехавшего почти вплотную к Агнесс,показалось знакомым.

– Погоди, да погоди! – Марина силилась перехватитьповод, замедлить бешеную скачку, и наконец-то ей это удалось. С ловкостью,которой она сама от себя не ожидала, Марина лихо заворотила коня почти на дыбахи снова поскакала к дороге.

– Вернись! Вернись, не то погибнешь! – задушенно выкрикнулаДжессика, обгоняя Марину и преграждая ей путь. Лицо ее было исполнено такогоужаса, что Марина заколебалась. – Ты сначала посмотри! Ты на негопосмотри! – сдавленно произнесла Джессика, с трудом сдерживая испуганнопляшущего коня, и Марина вгляделась в предводителя процессии, который в этомгновение воздел руки и так резко вскинул голову, что капюшон съехал ему назатылок, открыв знакомые устрашающие бакенбарды, сейчас сильно растрепанные.

– Да ведь это Сименс! – ахнула Марина. – Что онздесь делает? Что здесь делает Агнесс?

– Да неужели ты не понимаешь?! – яростным шепотомвыкрикнула Джессика. – Сименс наконец поймал свою ведьму. И это… Агнесс!

Марина растерянно оглянулась. Джессика нервно стиснула руки:

– Я не хотела тебе говорить… Поэтому и заставила уехатьсегодня так рано. Хотела избавить тебя от этого, но я-то обо всем знала ссамого утра. Ночью Сименс рассыпал в твоей комнате мак и ходил по коридору,карауля. Но как он ни стерег, на маке оказался отпечатан след туфли со стоптаннымкаблуком. Это было на рассвете, весь замок еще крепко спал, и Сименс тотчасринулся по комнатам служанок, собирая в охапку их туфли. Ну и… одна пришласькак раз по следу. Ее… ту, кому принадлежала эта туфля, Сименс и два лакея, егоподручные, сразу связали и увели. Она, бедняжка, и пикнуть не успела, аостальные так запуганы Сименсом, что не осмелились ему противиться. К тому жеАгнесс так или иначе всем насолила, вот никто за нее и не вступился.

Несколько мгновений Марина непонимающе глядела на взволнованноелицо Джессики, а потом издала хриплый смешок:

– Да ведь это же чепуха! Я ему сама рассказала про этот мак,но лишь для того…

– Ты?! – воскликнула Джессика, отшатываясь. –Зачем?

– Ну, я хотела, чтобы он помешал Агнесс ходить ночью позамку. Я как-то раз увидела ее и до смерти перепугалась: думала, что этопривидение. Ну и…

Марине показалось, что она отовралась очень убедительно,однако глаза Джессики стали как лед:

– А позволь спросить, что ты сама делала по ночам вкоридоре? Возвращалась от Десмонда, но столкнулась с Агнесс, которая спешила вту же постель? То есть вы просто не поделили любовника, и ты за это отдалабедную девушку Сименсу на расправу?

Все это было правдой, правдой, и Марина знала, что, если быона даже захотела соврать, язык не повернется.

– Я просто хотела, чтобы он ее остановил, – шепнулаона, смахивая слезы стыда. – Откуда мне было знать, что он поверит в моисказки?

– А он, наверное, и не поверил, – кивнулаДжессика. – Все эти жабы, скачущие на черных котах, просеивание лунныхлучей сквозь решето, разная прочая чушь, которую болтают служанки, – этоне произвело на него особого впечатления. И тогда… о господи, ну почему я былавчера так слепа! – со стенанием в голосе вдруг выкрикнула она. –Сразу же было видно, что тебе ничуть не страшно, а это значило, что ты самаподстроила все это!

Марина помотала головой. Ее словно паутиной опутало! Онавдруг перестала что-либо понимать.

– Погоди, – сказала она, недоумевающе улыбаясь. –Это ты о чем? Что я, по-твоему, подстроила?

– Что? – сквозь слезы усмехнулась Джессика. – А тыне догадываешься?

– Нет…

– Не ври! Не ври! Мне еще вчера показалось странным, что тыне очень испугалась куклы, а сегодня я понимаю почему. Ведь ты ее сама сделала!Сама туда спрятала! И я, как дурочка, здорово подыграла тебе, когда ее нашла!

– Нет! – отчаянно закричала Марина. – Я не делала,не делала этого!

Джессика с такой силой вцепилась в ее руку, что у Мариныдаже дыхание перехватило от боли.

– Молчи! – прошипела она. – Не то они заметят нас,схватят и убьют – после того, как разделаются с Агнесс!

Марина проследила за взглядом ее глаз, до краев наполненныхужасом, и содрогнулась, увидев, что, пока они спорили, страшное действо наберегу неостановимо развивалось.

Мужчины в белых балахонах спешились и сняли с черного коняАгнесс, которая, не издавая ни звука – рот у нее был по-прежнемузавязан, – попыталась вырваться из сильных рук, тянущих ее к воде.

– Мы должны спасти ее, – воскликнула Марина. – Яскажу, что сама во всем виновата, они отпустят ее…

– И утопят тебя, – закончила Джессика. – Ты иодета подходяще для ведьмы: в черном платье, на темном коне. Все так, как в ихгимнах:

Черна твоя лошадь,

Черен твой плащ,

Черно твое лицо,

Черен ты сам.

Да, черен ты весь!

Ты и себя погубишь, и Агнесс не спасешь.