и физического истощения. И он спрашивал себя, сколько еще сможет протянуть в таком состоянии. Он сознавал, что мысли его утратили ясность и он может наделать ошибок, а потому надеялся на здравый смысл и проницательность Самиры.

Когда Мартен одолевал трудные виражи дороги, ведущей через лес к дому Делакруа, деревья зашелестели о том, что скоро наступит ночь.

«Это он – ключ ко всему, – думал Сервас. – Делакруа, артист и безумец, стоит у истоков всей этой страшной фантасмагории». Гипотеза была хороша, и он это знал, хотя сложить всю картину полностью ему пока не удавалось. Кусочки мозаики не совпадали краешками. В беспорядочных прорехах среди густой зелени виднелись горы, молчаливые и бесстрастные стражи этих мест. Майор поднимался по длинной аллее, обрамленной навесами из листвы, в тот момент, когда лучи заходящего солнца вспыхивали особенно ярко, и у него сложилось впечатление, что из лесного полумрака он вынырнул на нестерпимый, режущий глаза свет. Каждый листик плюща на фасаде дома сверкал, как пайетка на платье. Из машины Мартен вышел в полную тишину: птицы уже замолкли.

На крыльце появилась высокая темноволосая женщина с горделивой и властной осанкой, в темной накидке, наброшенной на плечи. Она вела на сворке двух больших собак. Мартен достал удостоверение.

– Майор Сервас, региональная служба уголовной полиции Тулузы, – сказал он. – Я разыскиваю Морбюса Делакруа.

Красный свет заката освещал лицо женщины. Лет сорока, хороша собой, на высоких каблуках она казалась немного выше Серваса. У нее были черные прямые волосы, и это придавало ее красоте некую угрюмость, которой отличались актрисы семидесятых в фильмах категории B. «Напоминает весталку, хранящую священный огонь», – подумал Мартен, пытаясь понять, что занесло эту женщину вглубь Пиренеев, да еще и в такой компании, как Делакруа.

– Что вам от него нужно? – спросила она. – Его уже допрашивали, и я полагаю, что вы не можете после этого повторить допрос.

– Я приехал не за этим.

Она была явно сбита с толку таким ответом.

– Тогда зачем?

– Он дома?

Женщина жестом пригласила его следовать за ней. Он прошел за ней в обшитый темным резным деревом вестибюль, напоминающий церковный амвон.

– Морбюс Делакруа напал на студентку! – возмущалась она на ходу. – Но это смешно! Очевидно, что вся пресса только это и полощет. И, само собой разумеется, что Морбюсу не дали ни малейшей возможности постоять за себя.

Пройдя до конца затянутый красной тканью коридор, Мартен очутился перед дверью, украшенной большими золочеными гвоздями. Женщина толкнула дверь, пригласила его войти, а сама ушла в другую сторону, не сказав ни слова.

Майор остановился на пороге просмотрового зала. В первом ряду кто-то сидел. Впереди на большом экране проплывали кадры засыпанного снегом пейзажа, а по снегу брела женщина в ночной сорочке. Камера двигалась очень медленно, кругами, и кадр обретал потрясающую красоту. В этот момент раздался голос:

– Не меня ли вы ищете, майор?

Сервас вздрогнул. А ведь этот человек даже не обернулся. Откуда же он узнал, кто вошел? Наверное, имел пару глаз на затылке… И откуда он узнал звание Мартена, когда никто их друг другу не представлял? Потом Мартен подумал, что Делакруа, должно быть, слышал его разговор с брюнеткой у дверей просмотрового зала.

– Вы меня ожидаете? – спросил он, спускаясь к первому ряду.

– Со вчерашнего дня и весь сегодняшний, – подтвердил слащавый голос Делакруа, хозяин которого упорно сидел, повернувшись к посетителю спиной. – Мой дух следил за вами, когда вы сели в самолет до Тулузы. Он был рядом с вами, когда вы ехали ко мне по шоссе. И когда шли по дому, чтобы попасть в этот зал. Он не покидал вас. Мои искренние соболезнования по поводу гибели вашего коллеги.

Его голос, казалось, растревожил полумрак зала, как камень, брошенный в темную воду. Сервас снова вздрогнул. Интересно, что означает этот новый фокус? В висках у него застучало.

– Как вы все это проделываете? – сказал он. – Что за трюк? Каким образом вы узнали, кто вошел в зал и зачем? И откуда знаете о гибели моего коллеги?

– Мы обитаем внутри сна, но кому снится этот сон? – продекламировал Делакруа, не отрывая глаз от экрана. – Это из «Твин Пикс». А вы верите в магию? Я имею в виду магию кино…

Не дожидаясь ответа, он встал и направился к Сервасу, который в это время как раз дошел до первого ряда, и указал на что-то, расположенное у самого пола, между сценой и боковой стеной. Это было небольшое зеркало.

– …Поскольку, разумеется, никакой иной магии здесь не существует, – продолжал Делакруа. – Зеркало позволяет мне, не оборачиваясь, видеть, кто вошел в зал. А вчера мне позвонил Эзра и рассказал о встрече с майором полиции на съемках в Этрета. Эзра сильно рискует: если он будет верить всем россказням, то его карьера полетит ко всем чертям. Он поведал мне, что этот полицейский хочет побольше узнать обо мне и о съемках «Орфея». Что в последние дни случилось что-то очень серьезное, что погиб полицейский и что тот майор выглядел потрясенным, а на его израненное лицо было страшно смотреть… Я искренне сожалею о гибели вашего коллеги и хочу, чтобы вы об этом знали. И если я могу хоть чем-то вам помочь…

Делакруа сделал еще один шаг. Снова зажегся свет. Режиссер был маленького роста, на редкость некрасив и очень бледен, но обладал мощной харизмой и притягательностью. Его лицо выдавало жадность до всех радостей жизни и бешеный темперамент.

– Я не верю ни в магию, майор, ни в дьявола, в отличие от моей жены.

Он выдержал многозначительную паузу, опустил глаза и резко их поднял, отчего свет, идущий от экрана, словно затанцевал в них. Затем пристально взглянул на полицейского.

– Истина… Все мы ищем истину, майор, – в нас самих, в других, в нашем существовании… А она от нас постоянно ускользает. Бесконечно. Но сегодня вечером я вам ее открою.

63

Было 23:50, когда Самира нашла нужный адрес в старом квартале Карма, на рю де ла Дальбад. Прошла в ворота, пересекла узкий и глубокий двор, мощенный плиткой, миновала еще одни ворота, которые, как туннель, вклинивались в старинное здание и вели во второй двор, также вымощенный плиткой – неровной и круглой.

Судя по всему, это был старый частный отель, каких в городе насчитывалось несколько штук. Их переоборудовали в апартаменты или в административные здания. «Дверь в глубине второго двора слева», – объяснил ей Ронан Лефевр.

Было уже темно, но во дворе горели всего два окошка. Видимо, все старые здания