идолов, непознаваемые магические предметы, а заодно предсказывали судьбу за триста рублей. Анна Иоанновна захотела попробовать. Но сперва пусть погадают Але.

Аля уселась напротив потной усталой женщины с зачатками усов, и та стала мешать карты, попросила сдвинуть, сняла, положила вниз колоды, принялась раскладывать. Карты были обычные, такие продают в каждом киоске, но замызганные, со стертыми и распухшими краями.

– Вижу много дорог в прошлом. Преследование. Смертельная опасность, которую ты счастливо избежала. Казенный дом. Любовь, которая разбила тебе сердце.

Аля хотела рассмеяться, но ради Анны Иоанновны, изучавшей в это время медальон с резными чудищами, сдержалась. Гадалка невозмутимо открывала карты дальше.

– Сейчас ты на перепутье, – важно сказала она слова, какие можно говорить каждому, кто усядется к гадалке. – Но не волнуйся. Твое будущее уже сложилось. Тебя ждет долгая жизнь.

– Долгая – это сколько лет?

– Карты не говорят точных цифр, ты проживешь до глубокой старости.

– У меня будут дети?

– Один ребенок. Девочка.

– Ну, а это перепутье…

– Да, ты на перепутье, но вскоре его минуешь.

Ну вот что за белиберда? Что за жадная глупая женщина! Впрочем, не такая уж и глупая, раз денежки сами прыгают в ее сумочку, висящую на животе. Аля поднялась, а на ее место села Анна Иоанновна, с надеждой подалась вперед. Интересно, что она желала услышать о будущем в свои семьдесят лет?

Ожидая, когда кончится сеанс гадания Анны Иоанновны, Аля присела на бордюр, уперлась спиной в стриженый куст бересклета, вытянула ноги и, прикрыв глаза, ощутила пульсацию солнца сквозь веки. По-видимому, задремала. Когда она открыла глаза, за столом гадалки сидел худой коротышка с покрасневшими ушами, Анны Иоанновны нигде не было. А, нет, вот она! В белых брюках, белой сетчатой шляпке, старушка двигалась словно мираж в сторону Али. В руках у нее были две бумажные тарелки с кусками пирога. За ней шел мальчишка и нес два больших пластиковых стакана с пивом.

– Пришла пора пирога, Алечка! Спасибо, милый. – Это мальчику, помогшему донести еду. – Передавай папе привет.

Кряхтя и посмеиваясь над собственной негибкостью, Жуковская опустилась на бордюр рядом с Алей.

– Какой же замечательный день, – сказала она, сняв шляпку и повесив ее на куст сзади, отпила пиво. – И какой хороший праздник устроили! Спасибо за компанию, Алечка. Андрюшу не допросишься. Он не выносит весь этот пошлый фольклор, как он выражается. А где тут фольклор-то?

Аля попробовала пирог – с рыбой, рисом и зеленью. Оказывается, она проголодалась, хотя вроде бы весь день что-то пробовала.

– Анна Иоанновна, а вы не жалеете, что не были нигде, кроме Медвежьих Гор? Вам никогда не хотелось передумать?

– Конечно, хотелось. И сейчас, бывает, хочется. Но, понимаешь, другого раза не будет! Другого раза прожить жизнь в одном месте и что-то понять про это. – Она откусила пирог, прожевала, крошки упали на белые брюки. – Ты, Алечка, видимо, считаешь, что что-нибудь необычное, таинственное можно ожидать где-нибудь подальше от дома, в какой-нибудь экзотической стране, на самом деле с такой же частотой это может случиться с тобой здесь, где ты живешь. Да и ничего тут не остается прежним. Десять лет назад все было вроде то же, но другое. Все постоянно меняется. А уж драмы, трагедии у нас такие, что Шекспир бы за голову схватился. Вот поживешь подольше тут, узнаешь наших людей, увидишь. Ты ведь надолго у нас, правда же?

Аля, вместо ответа, откусила пирог.

– Я вот что, Алечка, думаю. Давно собираюсь с тобой серьезно поговорить. Как ты смотришь на то, чтобы перейти на биологический? Я помогу тебе наверстать то, что ты забыла, а Андрюша нам поможет с переводом? Что скажешь?

Аля отшутилась. Они еще поговорили. Глаза старушки затуманивались, она обняла Алю, прислонила свою голову к ее. Аля уже знала, что Анна Иоанновна теряла силы внезапно, только что бегала, говорила, смеялась и раз – ослабевала так, что не могла шевелить рукой.

– Пойду поищу такси. – Аля поднялась. – Никуда не уходите.

Жуковская что-то забормотала и опустила голову на грудь. Забрав пустые тарелки, стаканы, Аля отнесла их к переполненной урне, втиснула кое-как туда. Солнце зашло, наплывали облака, к вечеру обещали дождь. Взгляд Али зацепился за плакат на круглой афише. Она подошла поближе. На нее смотрела Полинка: светлые развевающиеся волосы, рядом какой-то красавчик, а из-за спин выглядывает… Духов. Лиловая шапочка на коротко стриженной голове, строгий судящий взгляд. «Призрачный остров». Русское фэнтези. Премьера 20 ноября.

2006, октябрь, Медвежьи Горы, Москва

В начале октября стало ясно – никакой отмашки, сообщения, дескать, все, ультиматум кончился, не будет. Осознание этого пришло в обед в столовой. Аля, как обычно, сидела вдали от учителей, за столом, который занимали ученики, сейчас он был пустым. За соседним столом дурачился Петька, поднимал длинные макаронины вверх и что-то изображал, веселя похохатывающих одноклассников. Петька был единственным человеком в школе, с кем Аля сдружилась. Он часто заходил в библиотеку поговорить на разные темы. Называл Алевтиной Сергеевной, и от этого Аля, будучи ненамного старше его, чувствовала себя неловко.

Она помешала ложкой суп – густой, острый, с рисом и перцем, – харчо, кажется. От супа шел дымок, скользил вверх, растворяясь в ясном октябрьском воздухе. Столовая была наполнена золотистым отсветом листвы школьного сада, примыкавшего к окнам. Так буддийский храм полнится сиянием от золотых статуй. Разбавляли медовую листву пятна красных кленов, как в том же буддийском храме разбавляют золото алые подушки, дорожки и опорные столбы.

Аля подняла ложку над супом, посмотрела на нее – та весело переливалась на свету. Положила ложку назад, отодвинула тарелку. Взглянула на кусочек черного хлеба на салфетке, вдохнула его кислый свежий запах. Тоже отодвинула. Прижалась щекой к пахнувшей хлоркой столешнице, уставилась на плавающие в стакане с компотом круглящиеся абрикосы, части груш и яблок – фруктовые трупики, обретшие вдруг всем на удивление прижизненную форму. Учительницы, сидевшие за особым столом, неодобрительно поглядывали в ее сторону. Искаженные толщей компота, они казались потусторонними существами.

Режиссер давно забыл об Але. Это откровение не было таким уж откровением, по правде говоря. Она выпрямилась, посидела немного, так и не притронулась к еде. Поднялась, убирать за собой поднос не стала.

Зашла в библиотеку, взяла курточку, потом отнесла ключ в учительскую, повесила на щиток. В комнате пили чай две учительницы. Она сказала им, что больше не работает здесь, пусть ищут другую библиотекаршу.

Разгар дня, и в городском сквере, который она пересекает быстрыми шагами, многолюдно. Бегают собаки, кричат дети, кричат их мамы, смеются подростки, так и