Не думаю, что бесконечно повторяющееся появление этой«Картины» на телеэкране являлось определяющим фактором последующих событий, ноимело ли оно отношение к случившемуся? Да.

Безусловно, имело.

Уже в темноте я выехал из гаража, где оставил автомобиль надень, и по Трайл поехал на юг, к Дьюме. Поначалу я совсем не думал об Уайрмане;дорога целиком и полностью занимала моё внимание: почему-то я не сомневался,что удача вот-вот покинет меня, и поездка закончится аварией. И только когда мыминовали съезды на Сиеста-Ки, и машин стало поменьше, я начал расслабляться.Когда же мы добрались до торгового центра «Перекрёсток», Уайрман скомандовал:

— Сверни.

— Что-то понадобилось в «Гэпе»? Трусы? Футболки с карманами?

— Не умничай. Просто сверни. Остановись под фонарём.

Я припарковался под одним из фонарей и заглушил двигатель.Как-то мне было не по себе, хотя стоянка не была пустой, и я знал, что КэндиБраун перехватил Тину Гарибальди с другой стороны торгового центра, гденаходились разгрузочные площадки.

— Думаю, я могу хоть раз всё рассказать. И ты заслуживаешьтого, чтобы услышать. Потому что ты всегда хорошо ко мне относился. И этоправда.

— Уайрман, давай обойдёмся без этого.

Руки его лежали на тонкой серой папке, которую ему дали вбольнице. С его именем и фамилией на наклейке. Он поднял палец, предлагая мнезамолчать, но не взглянул на меня. Смотрел прямо перед собой, на «УнивермагБиллса», который занимал этот край торгового центра.

— Я хочу рассказать всё сразу и до конца. Тебя этоустраивает?

— Конечно.

— Моя история похожа… — Он повернулся ко мне, внезапнооживившись. Из левого, ярко-красного глаза непрерывно текли слёзы, но покрайней мере теперь он смотрел на меня, как и правый. — Мучачо, ты видел хотьодин из тех радостных телерепортажей о парне, который выиграл двести или тристамиллионов баксов в «Пауэрбол»?[99]

— Всё видели.

— Его выводят на сцену, потом дают ему огромный ненастоящийкартонный чек, и он что-то говорит, почти всегда бессвязное, но это и хорошо, втакой ситуации даже логично, потому что правильно угадать все номера — уже изряда вон. Что-то невероятное. И лучшее, на что ты теперь способен, так этосказать: «Я собираюсь в грёбаный „Диснейуолд“». Ты следишь ходом моих мыслей?

— Скорее да, чем нет.

Уайрман вновь принялся изучать посетителей универмага, закоторым Тина Гарибальди на свою беду встретилась с Кэнди Брауном.

— Я тоже выиграл в la loteria. Только разыгрывалась некрупная сумма, а самое большое несчастье. В моей прошлой жизни я занимался вОмахе юриспруденцией. Работал в фирме «Файнэм, Дулинг и Аллен». Остряки (к нимя относил и себя) иногда называли нашу контору «Найди, Трахни и Забудь». Еслина то пошло, фирма была большая и честная. Работали мы хорошо, я занимал в нейдостаточно высокое положение. В свои тридцать семь я оставался холостяком идумал, что в этом аспекте моя жизнь уже не переменится. Потом в город приехалцирк… Эдгар, это был настоящий цирк, с большими кошками и воздушнымигимнастами. Многие артисты были из других стран, в цирках это обычное явление.Вот и воздушные гимнасты приехали из Мексики вместе с семьями. Одна избухгалтеров цирка, Джулия Таверес, тоже была из Мексики. Она не только веласчета цирка, но и выполняла обязанности переводчика для воздушных гимнастов.

Имя он произнёс на испанский манер — Хулия.

— В цирк я не ходил. Уайрман иногда ходит на рок-концерты,но в цирк он не ходит. И вновь сработал лотерейный принцип. Каждые несколькодней административные работники цирка тянули жребий, кому ехать в магазин заедой. Ты понимаешь, чипсы-дрипсы, кофе, газировка. И в Омахе Джулия достала изшляпы бумажку с крестом. Когда она, уже с покупками, вышла из супермаркета наавтостоянку и направлялась к своему мини-вэну, грузовик, въехавший на стоянкусо слишком большой скоростью, ударил в составленные в ряд торговые тележки… тызнаешь, как их составляют?

— Да.

— Отлично. Ба-бах! Тележки откатились на тридцать футов,ударили Джулию, сломали ей ногу. Она в ту сторону не смотрела, так чтоувернуться не могла. Неподалёку оказался коп, который услышал её крик. Онвызвал «скорую помощь». И проверил водителя грузовика на алкоголь. Тот выдулодин-семь.

— Это много?

— Да, мучачо. В Небраске один-семь означает, что ты неотделаешься штрафом в двести долларов, а попадёшь под статью за управлениетранспортным средством в нетрезвом виде. Джулия по совету врача, который принялеё в отделении неотложной помощи, пришла к нам. В «Найди, Трахни и Забудь»тогда работали тридцать пять адвокатов, и дело Джулии могло попасть к любому. Онопопало ко мне. Ты видишь, как выскакивают выигрышные номера?

— Да.

— Я не просто представлял её интересы, я на ней женился. Онавыигрывает иск и получает приличную сумму денег. Цирк уезжает из города, какслучается со всеми цирками, лишившись одного бухгалтера. Должен ли я говоритьтебе, что мы без памяти влюбились друг в друга?

— Нет, — ответил я. — Я слышу это всякий раз, когда тыпроизносишь её имя.

— Спасибо, Эдгар. Спасибо. — Он сидел, опустив голову,положив руки на папку. Потом достал из заднего кармана потрёпанный толстыйбумажник — оставалось только удивляться, что Уайрман мог сидеть на такой горе.Пролистал многочисленные отделения с прозрачными стенками, предназначенные дляфотографий и важных документов, нашёл нужное и достал фото темноволосойчерноглазой женщины в белой блузке без рукавов. Выглядела она лет на тридцать.Писаная красавица.

— Моя Хулия, — сказал Уайрман. Когда я попытался вернуть емуфотографию, он покачал головой — уже доставая другую. Я боялся увидеть то, чтона ней изображено, но всё-таки взял её.

Я увидел Джулию Уайрман в миниатюре. Те же тёмные волосыобрамляли идеальное белокожее лицо. Те же чёрные, серьёзные глаза.

— Эсмеральда, — пояснил Уайрман. — Вторая половинка моегосердца.

— Эсмеральда, — повторил я. И подумал, что глаза с этойфотографии и глаза с «Картины», которые смотрели снизу вверх на Кэнди Брауна,практически не отличались. Начала зудеть рука. Та самая, что сгорела вбольничной печи. Я почесал её, точнее, рёбра. Тут ничего не изменилось.

Уайрман взял у меня фотографии, поцеловал каждую (у менязащемило сердце), разложил по соответствующим отделениям. На это ушло время,потому что руки у него тряслись. И, полагаю, видел он не так хорошо, какхотелось бы.