— «Зерно убирается, сделка закрывается». Отлично помню!Потом я ушёл в свой кабинет. Практически убежал. Для Уайрмана такой медленныйспособ передвижения, как ходьба, не годился. Я провёл на работе двое суток. Натретью ночь охранник, несмотря на мои протесты, выпроводил меня за дверь. Япроинформировал его, что у эрегированного пениса миллион капилляров, но ниединого угрызения совести. Я также сказал ему, что он — заливной денди, и отецего ненавидел. — Уайрман коротко глянул на папку. — Фраза насчёт отца, думаю,его проняла. Даже знаю, что проняла… — Он похлопал по виску со шрамом. —Сверхъестественное радио, амиго. Сверхъестественное радио.

На следующий день меня вызвал к себе Джек Файнэм, верховныйраджа нашего королевства, и приказал мне взять отпуск. Не попросил — приказал.Заявил, что я слишком быстро вышел на работу после «злополучных семейныхперемен». Я сказал, что это какая-то глупость. Никаких семейных перемен у меняне было. «Скажи просто, что мои жена и ребёнок съели гнилое яблоко, — предложиля ему. — Скажи это, ты, седовласый синдик, потому что эти слова наполняютсмертного насекомыми», — и вот тут тараканы полезли из его глаз и носа. А двавыползли из-под языка, они разбрызгивали белую пену по подбородку Джека,перебираясь через его нижнюю губу.

Я начал кричать. Я бросился на него. Если бы не кнопкатревожной сигнализации на его столе (я даже не подозревал, что она была у этогопараноидального старикашки), я бы его убил. Опять же бегал он на удивлениебыстро. Я хочу сказать, бегал кругами по кабинету. От меня. Должно быть,сказались годы, проведённые на теннисном корте и поле для гольфа. — Уайрман насекунду задумался. — Но на моей стороны были безумие и молодость. Я схватил егов тот самый момент, когда в кабинет ворвалась подмога. Полдюжины адвокатов струдом смогли оттащить меня от Джека, и я разорвал пополам его пиджак от Пола Стюарта.От воротника до низа… — Он медленно покачал головой. — Тебе следовало быпослушать, как кричал этот hijo de puta.[104] И тебе следовало бы послушатьменя. Чего я только не нёс, включая оскорбления (выкрикивал во весь голос)насчёт его пристрастий к женскому нижнему белью. И, как в случае с отцомохранника, думаю, так оно и было на самом деле. Забавно, не правда ли? Иобезумел я или нет, ценился ли как сотрудник или нет, но на том и оборваласьмоя карьера в «Найди, Трахни и Забудь».

— Жаль, конечно.

— Жалеть тут не о чем, всё, что ни делается, то к лучшему, —заявил он деловым тоном. — Когда адвокаты вынесли меня из его кабинета, вкотором я успел много чего натворить, со мной случился припадок. Сильнейший,развёрнутый припадок. Если бы не медицинские навыки одного из сотрудников, я быпрямо там и умер. Но в итоге только вырубился на трое суток. И почему нет? Мнетребовался сон. А теперь…

Он открыл папку и протянул мне три рентгенограммы. Покачеству они сильно уступали кортикальным срезам, которые выдавалмагниторезонансный томограф, но я мог полагать себя опытным специалистом, пустьи непрофессионалом, который понимает, на что смотрит.

— Перед тобой, Эдгар, объект, которого, по утверждениюмногих, нет в природе: мозг адвоката. У тебя есть такие картинки?

— Скажем так, если бы я хотел заполнить альбом… Уайрманулыбнулся.

— Кому нужен альбом с такими фотографиями? Ты видишь пулю?

— Да. Ты, должно быть, держал пистолет… — Я наклонилуказательный палец вниз под достаточно большим углом.

— Совершенно верно. И, вероятно, была частичная осечка. Такчто пуля только пробила череп и ушла вниз, под ещё более острым к вертикалиуглом. Вошла в мозг и остановилась. Но до остановки создала… не знаю, как это…

— Ударную волну? Его глаза вспыхнули.

— Именно. Только серое вещество мозга по консистенции большепохоже на печень телёнка, чем на воду.

— Красиво сказано.

— Я знаю. Уайрман может быть красноречив, он это признаёт.Пуля создала уходящую вниз ударную волну, а последняя вызвала отёк и сдавилаперекрёст зрительных нервов. Это такое место, где правый зрительный нервстановится левым, и наоборот. Ты понимаешь, что получилось? Я выстрелил себе ввисок, и не только остался в живых, но и добился того, что пуля создаётпроблемы для тех участков мозга, что находятся вот здесь. — Он постучал почерепу за правым ухом. — И ситуация ухудшается, потому что пуля движется. Задва года она сместилась вглубь как минимум на четверть дюйма. Может, и больше.И мне не нужны Хэдлок или Принсайп, чтобы это понять. Я сам всё вижу на этихснимках.

— Так пусть они сделают операцию и вытащат её. Мы с Джекомпроследим за тем, чтобы Элизабет дождалась твоего возвращения в полном…

Он покачал головой.

— Нет? Почему нет?

— Для хирургического вмешательства пуля сидит слишкомглубоко, амиго. Вот почему я и не остался в больнице. А ты думал, что из-закомплекса «человека из страны Мальборо»? Ничего подобного. Моё желание умеретьосталось в прошлом. Мне по-прежнему недостаёт жены и дочери, но теперь на моёмпопечении мисс Истлейк, и я полюбил этот остров. И есть ещё ты, Эдгар. Я хочуузнать, чем продолжится твоя история. Сожалею ли я о том, что сделал? Иногда —si, иногда — нет. Когда si, я напоминаю себе, что теперь я не тот человек,каким был раньше, и должен проявить снисхождение к моему прежнему «я». Тотчеловек понёс столь большую утрату и испытывал столь сильную душевную боль, чтоне мог нести ответственности за свои поступки. Это моя другая жизнь, и ястараюсь смотреть на свои проблемы, как на… ну… врождённые дефекты.

— Уайрман, это так странно.

— Неужели? Подумай о собственной ситуации.

Я подумал. Я пытался задушить свою жену, а потом забыл обэтом. Я спал с куклой на другой половине кровати… Нет, лучше оставить своёмнение при себе.

— Доктор Принсайп хочет положить меня в больницу, потому чтоя — интересный случай.

— Ты этого не знаешь.

— Но я знаю! — По голосу чувствовалось, что Уайрман едвасдерживается. — После того выстрела я имел дело как минимум с четырьмяПринсайпами. До ужаса одинаковыми: все умные, но отстранённые, напрочь лишённыесочувствия и, по существу, лишь на самую малость отличающиеся от социопатов вдетективных романах Джона Д. Макдональда. В борьбе с опухолью они могутпопытаться использовать радиацию. На свинцовую пулю она не подействует.Принсайп это знает, но ему интересно. И он не видит ничего плохого в том, чтобыдать мне ложную надежду, уложив на больничную койку, где можно спросить, больноли мне, когда он делает… это. А позднее, когда я умру, он, вероятно, напишетобо мне статью. И сможет поехать в Канкун и пить на пляже вино, разбавленноеводой и фруктовым соком.