— Давай, зови. Пожрать я и вправду люблю.

— Почему здесь никого нет?

Обжора захохотал:

— Нет, не пойму! Не пойму я вас, людей!

— А ты-то кто тогда?

Но Обжора продолжал веселиться:

— Когда в жестяной банке на матушку-землю падаешь, это японимаю. Это и впрямь — штаны напоследок намочишь. Когда в такой же коробке вдругую въедешь и сгоришь — и впрямь приятного мало. Нет, я ведь и впрямьпонятливый! Но вот тут-то чего бояться? А? Идешь по лесочку, листикамилюбуешься, пришел в домик, на все готовенькое… сядь, покушай, поспи… А ты чутьмне на шею не прыгнул! Странные, странные…

— Что все это значит?

— Ты чего, ответа требовать вздумал?

— Что здесь происходит? — Виктор повысил голос. Толстяк,отбрасывая стул, поднялся. Мрачно уставился на Виктора. Но того уже накрыловолной ярости: — Я спрашиваю!

— А ты попроси! — приседая в издевательском поклоне,протянул Обжора. — Попроси…

— Паяц! — Виктор взмахнул рукой. И не удивился тому, чтосверкающая голубая плеть вырвалась из ладони — подобно водным бичам. Только вотличие от бичей она била словно стрела — навылет пронзила Обжору и брызгами,уже кровавыми, разлетелась на стене.

— Ох… ох… — схватившись руками за пробитую грудь, застоналОбжора. — Убил… убил меня…

Голос его слабел, а сам он покачивался, готовый рухнуть толи на стол, то ли в молочную лужу.

— Я не хотел… — Весь пыл Виктора куда-то делся. Ощущение,что Обжора сейчас умрет — и мир вновь превратится в неподвижную декорацию, —было слишком ярким. — Я…

Он бросился к коротышке, готовый не то что оказать помощь —умереть рядом, если…

— Ха-ха-ха! — зашелся Обжора приступом смеха. —Замечательно!

Уткнувшись в протянутые навстречу ему ладони, Виктор замер.На груди Обжоры не было никакой раны. Даже грязная рубашка была цела.

— Гад…

— Нет, как повеселились, а? — Ничуть не смущенный, коротышкабыл в полном восторге. — Ты меня не разочаровываешь, дружок!

Крепкая лапа похлопала Виктора по плечу, хоть для этогоОбжоре и пришлось чуть привстать на цыпочки.

— Только идешь ты медленно, — сообщил толстяк. — Нет, японимаю, тебе и там несладко, а глазки закрываешь — и здесь никакого отдыха… Авсе же учти. Время, оно не стоит. Варево — варится. Ты это… быстрее ногамишевели. В следующий раз…

Все подернулось пеленой. Впервые Виктор ощутил мигпробуждения не рывком, не стремительным переходом из снов в явь, а некимнеспешным процессом. Будто его тянет… из мира в мир, сквозь тягучую патоку…

— Виктор…

Он открыл глаза.

Солнце стояло уже высоко. Но место он выбрал удачно — сквозьлиству пробивался только рассеянный свет. Костер догорел, лишь тянуло дымком отуглей. Тело совсем перестало болеть.

Рядом на корточках сидела Тэль. В короткой белой юбочке ибелой блузке. Аккуратно причесанная. На ноготках блестел свежий золотистый лак.И где она успевает переодеваться и приводить себя в порядок?

Виктор молча потянулся, взял ее за руку. Он понимал, чтоситуация предельно двусмысленная… или наоборот, однозначная, еще похлещедогонялок вокруг костра или притворных стонов в купе. Он был сейчас абсолютноголым. И все же в прикосновении к ее руке не было ни грана эротики. Простохотелось ощутить рядом живое присутствие.

— Сильно тебе досталось? — тихо и с явным раскаяниемспросила Тэль.

— Разве не видно?

— Нет.

Виктор посмотрел на плечо. Ни малейших следов синяка.

— Мне опять снился сон. Мерзкий.

Тэль кивнула, будто понимая.

— Отвернись, я оденусь, — попросил Виктор. Тэль послушноотвернулась. Виктор встал, с легким изумлением ощущая, что в теле не осталосьусталости, а все ушибы и ссадины исчезли. Как полезен, оказывается, сон насвежем воздухе!

Натянув джинсы, Виктор почувствовал себя вправе прочитатьочередную нотацию. Или хотя бы предъявить обиду.

— Это тоже было нужно?

— Что? — не поворачиваясь, спросила Тэль.

— Бросить меня на растерзание толпе сумасшедших магов?Вначале там, на реке… — Виктор начал накаляться. — Ты знаешь, что там было? Какя выбирался? Зачем ты все это закрутила, Тэль? Чтобы я сдох в экологическичистых условиях? Я бы лучше жил в грязном городе! Ты считаешь, что я — игрушка?Плюшевый мишка с пружинным заводом? Хочу — поиграю, хочу — забуду посредиперекрестка? А? Что ты молчишь, девочка?

— Меня отнесло течением, Виктор. Я не справилась. Я отдалатебе все силы.

Виктор замолчал.

— Это этап. Инициация. Постижение сил. Если ты недостоин —он может стать смертельным. Но и для достойного опасность велика. Я помоглатебе, чем сумела…

Тэль рассеянно водила пальцем по песку, выписывая какие-товензеля.

— Никогда плавать не боялась. А там чуть не утонула… Тыдолжен был успеть почувствовать силу Водных, принять ее в себя — и преломить.Не просто отразить обратно во врагов, это-то и я умею… ты должен был взять самусуть их магии. Основу основ. Стремительность потока, что рушится с горных высот,отчаянный лет капли дождя навстречу горячему песку, спокойную тяжесть глубинокеана, силу штормовой волны… И ты сделал это, сделал это сам. Но вначале тыдолжен был устоять. Выдержать. Почти ничем не владея. И я дала тебе все свое…свою стойкость. Что смогла. Немного власти над Огнем…

Она замолчала.

— Извини. — Виктор присел рядом. — Тэль…

Девочка не плакала, нет. Смотрела перед собой пустымиглазами и рисовала на послушном песке причудливые руны.

— Мне тоже тяжело… — не то пожаловалась, не то призналасьона. — Тебе не понять, как тяжело. У тебя-то есть, по крайней мере, правоничего не знать. Я верила, что ты устоишь. Там, после перехода… я же тебяпроверяла. Ты ответил на все Силы, слабенько — но ответил. Значит, долженсправиться. Только у меня все равно не получается не вмешиваться. Глупо так…

— Тэль… — Виктор взял ее лицо в ладони. Бережно — как стражиПределов мертвый цветок. — Не сердись. Я глупый и растерянный житель Изнанки.Все, во что я не верил, оказалось правдой. Все, во что верил, — никому ненужной пустотой…

— Не говори так! — строго сказала Тэль. — Никогда так неговори! Ваш мир ничем не хуже нашего, а наш не лучше мира Прирожденных! Еслиты… если ты начнешь так думать… тогда у тебя будет лишь один путь!