Сначала Маша не разобралась, кто есть кто вразвеселой компании, но когда наконец вычислила чужие родственные связи,поразилась до остолбенения. До Руфи домработница служила у генерала Никонова,вот там все шло, как у нормальных людей. Вторая жена ненавидела первую, а тарегулярно звонила и требовала от прежней денег на содержание великовозрастногосына. Тетки постоянно закатывали военному истерики, доводили его до трясучки изапоя. Вот это было понятно, а тут странные отношения, любовь и дружба.Наверное, притворяются, все-таки все актрисы. При этой мысли Маша успокоилась,но потом ей в голову пришло иное соображение: а зачем Анчаров позвал «бывших»на пир? Мог и не приглашать родственниц! И Света довольна, целуется со всеми.Нет, эти люди искусства просто развратники, ясно же, что прежнюю жену надо битьполеном.

После свадьбы Света поселилась у Анчарова, кРуфи она прибегала каждый день, показывала быстро увеличивающийся живот ивосклицала:

– Точно мальчик. Уже имя придумали,назовем Левушкой в честь отца Анчарова.

Если же актрисы не оказывалось дома, Светанабрасывалась на Машу, теперь она самозабвенно рассказывала о генеалогическомдреве Анчарова, и домработница узнала, что у Константина Львовича в анамнезеимелось три супруги. Одна давным-давно умерла, вторая тоже на кладбище, в этихбраках детей не было, зато третья мадам Анчарова родила двух дочерей. Семья развалиласьпо обоюдному согласию, Константин Львович до сих пор содержит родственников, аеще он патронирует приемную дочь. Лето Света планирует провести на огромнойподмосковной даче, в необъятном, старом, столетнем доме, половина которогопринадлежит предыдущей супруге.

– Че, – не выдержала один разМаша, – так усе вместе и жить будете?

– Конечно, – с жаром воскликнулаСвета, – большая семья – это счастье! Все так хотят мальчика! Скоро ужЛевушка родится!

Маше оставалось лишь вздыхать украдкой,похоже, у внучатой племянницы Руфи крыша начисто съехала набок, разве этосемейная жизнь? Позор! Света вроде как в гареме.

Кстати, Руфь, пообщавшись со Светочкой ивыслушав очередные восторги воспитанницы по поводу еще не рожденного младенца,уходила в спальню и надолго оставалась там. Один раз Маша в щелочку увидела,как хозяйка достала из комода икону и усиленно молится. Ей-богу, все постепеннолишались ума. Руфь Соломоновна никогда до этого не была религиозной, и потом,если разобраться в сути вопроса, актрисе следовало ходить в синагогу.

Лева родился больным, когда Света поняла, чтомальчик навряд ли сумеет самостоятельно передвигаться, она впала в истерику.Вся семья Анчаровых тоже принялась рыдать. Видя столь большое горе, Машаневольно подумала: «Откажутся от парня, сдадут в приют и забудут». Домработницасчитала такое поведение само собой разумеющимся. Света еще молодая, родитдругого, здорового, никто не осудит ее, зачем заботиться об уроде? Маша былаабсолютно уверена, что Светочка поступит именно так, и поэтому, когда Руфьчерез месяц после появления Левы на свет сказала Маше: «Изволь нормальнонакрыть на стол, у нас сегодня соберутся Анчаровы», – домработница соблегчением вздохнула.

Вот и славно, семья привыкла сообща решатьпроблемы, мальчика собрались отдать государству.

Но вышло не так, как предполагала Маша.Бледная Света решительно заявила собравшимся:

– Я бросаю учебу и все мысли обартистической карьере, посвящу себя Левушке.

Домработница ахнула, бывшая жена вскочила скресла и бросилась обнимать Светочку.

– Конечно, я помогу тебе.

– Будем приходить каждый день, –закричали дочери Константина Львовича.

– У меня есть знакомаямассажистка, – оживилась воспитанница режиссера.

Маша уползла на кухню, у прислуги кружиласьголова. Нет, они все психи! Домработница очень хорошо относилась к Свете ипонимала: лучше всего забыть про урода, строить свою жизнь без него, иродственники обязаны подсказать глупой бабе этот путь. Но они сейчас составляютпланы спасения младенца, которому лучше бы не появляться на свет!

Анчаровы сообща взялись за Левушку. Света селадома и принялась заботиться о любимом сыне, вокруг инвалида роем вились врачи,медсестры, массажисты, психологи, воспитатели. Анчаровы покупали дорогиелекарства, развивающие игрушки, постоянно тормошили мальчика и, что особеннопоражало Машу, считали его нормальным.

Приходя к Руфи вместе с сыном, Света, раздевего, спрашивала:

– Левушка, хочешь пить?

Ясное дело, тот молчал в ответ, но матьрадостно продолжала:

– Левочка сейчас желает послушать музыку.

Иногда во время беседы с Руфью Светаповорачивалась к безучастно лежавшему на диване тельцу и осведомлялась:

– Как думаешь, бабушка права?

Никаких видимых изменений с ребенком непроисходило, однако мать удовлетворенно кивала и продолжала:

– Молодец, внук должен всегдаподдерживать бабулю!

Чем чаще происходили подобные «беседы», темсильнее Маша укреплялась в своем мнении: Анчаровы психи, более того, онизаразили сумасшествием и Свету.

День, когда Лева наконец сел, в семье объявилигосударственным праздником, а потом мальчик неожиданно заинтересовалсякарандашами, и к нему незамедлительно приволокли преподавателя изСтрогановского училища, тоже явно ненормального. Вместо того чтобы возмутитьсяпри виде скособоченного двухлетнего малыша с явными признаками дебилизма,профессор начал сюсюкать и малевать для Левы картинки. Подобное липнет кподобному, Анчаровы притягивали безумных людей. Самой Маше Лева не нравился,она брезговала взять его на руки, слава богу, об этой услуге ее никто непросил. Вокруг Левы было в достатке людей, обожавших целовать, обнимать,тискать и тормошить жуткого мальчика.

В конце концов Маша смирилась со случившимся ипоняла, что Света, как это ни странно звучит, совершенно счастлива.

Двенадцатого ноября, тот день домработницазапомнила на всю жизнь, ровно в восемь утра в квартире Руфи раздался телефонныйзвонок. Искренне удивленная столь ранним вызовом, прислуга сняла трубку иуслышала голос бывшей жены Анчарова:

– Позови Руфь!

Дама была чем-то до предела взволнована,обычно она вежливо здоровалась и даже справлялась о здоровье Маши.

Хозяйка побеседовала с экс-госпожой Анчаровой,побелела и приказала домработнице:

– Бегом к метро, купи газету «Треп».

Маша поразилась до глубины души, до сих порактриса просматривала лишь «Культуру» и «Литературку», желтая пресса никогда неинтересовала Руфь Соломоновну.