Сквозь вечерний птичий щебет пробился мягкий далекий звукмотора. Володя протянул первого ребенка Пантелеевне и вышел на середину шоссе,чтобы остановить долгожданную машину.

- А этот смирный, тихонький, - умилилась фельдшерица, -прямо херувимчик. Смотри, уснул как крепко, - она уложила мальчика на сиденье,опять взялась за бутылку.

- Дай его мне, - попросила Наташа. Второй мальчик заливалсябодрым, требовательным плачем. Первый молчал.

Фельдшерица закусила остатками колбасы, шумно высморкалась,прокряхтела:

- Эх, хорошо. Вон грузовик едет.

- Дай мне ребенка, - повторила Наташа.

- Да пусть спит, - махнула рукой фельдшерица, - ты тутпобудь одна, мне по малой нужде надо. Главное, особо не ерзай, лежи спокойно,отдыхай.

Наташе страшно не нравилась тишина, исходившая от пестрогосвертка. Она казалась какой-то холодной и таинственной. Наташу знобило от этойтишины. Она осторожно положила второго мальчика, потянулась к первому, неловковзяла его и чуть не выронила, так сильно тряслись руки.

Он правда был похож на херувима. Личико разгладилось, изярко-красного сделалось белым, прозрачным.

- Сергей, - прошептала Наташа, - Сергей ВладимировичГерасимов. Сереженька.

Подъехал грузовик. Володя на руках перенес Наташу в кабину.Она продолжала держать первого ребенка. Второго взяла Пантелеевна и влезла насиденье рядом с Наташей, пьяно икая и приговаривая:

- Вот и хорошо, в тесноте да не в обиде.

Володе пришлось остаться на шоссе, стеречь казенный"газик" и ждать следующей машины, чтобы взяли на буксир или одолжилидомкрат.

Водитель грузовика, пожилой маленький тувинец, как толькотронулся, сразу запел. Горловое тувинское пение, монотонное, непрерывное,похожее на гул фантастической инопланетной машины, незаметно убаюкало Наташу,второго крикливого мальчика, пьяную в дым фельдшерицу. Проснулись они уже вАбакане. Была глубокая ночь. Часовой долго не хотел открывать ворота. Машиначужая, невоенная, водитель плохо говорил по-русски. Но оказалось, чтогарнизонный доктор предупредил по радиосвязи главврача, и Наташу ждали.

Обоих мальчиков сразу унесли, Наташу осмотрели, обработали,как положено, уложили в отдельную палату. Она проспала десять часов. Ейсовершенно ничего не снилось.

Утром принесли ребенка. Только одного. Она сразу узналавторого мальчика, еще безымянного. Спросила, где другой, первый. Сестраневнятно пробормотала, что он немножко приболел.

Второй мальчик жадно сосал молозиво. Наташа думала о первом,о Сереже. За второго она была спокойна. Его уносили, приносили. В перерывахмежду кормлениями и осмотрами она проваливалась в тяжелый тревожный сон.Просыпаясь, то и дело спрашивала о Сереже и не получала вразумительного ответа.

На третий день к ней в палату вошел Володя. Он был в беломхалате, в шапочке и марлевой маске. Она не сразу узнала его, а узнав,заплакала.

Он отводил глаза, пытался шутить, говорил о какой-то ерунде,наконец спросил:

- Как мы сына назовем?

- Старшего Сережей, а младшего - не знаю, - ответила Наташа.

- У нас с тобой один сын, - произнес он еле слышно. - Сергей- хорошее имя. Мне нравится.

- Как это - один? У нас двое детей. Близнецы. Мальчики.

- Наташенька, второй ребенок умер, - прошептал Володя ей наухо и сухо поцеловал ее сквозь несколько слоев марли.

Наташа погладила его руку и улыбнулась:

- Что за глупости, Володя! Я кормила второго мальчика часназад. Он здоров, у него отличный аппетит. Почему-то первого, Сереженьку, до сихпор не приносили, говорят, он немного приболел. Ты выясни у врача, что с ним,они здесь все какие-то бестолковые, ничего не могут объяснить.

Володя отвернулся и повторил чуть громче:

- У нас один сын. Было двое. Остался один,

- Подожди, ты ничего не помнишь, что ли? - рассердиласьНаташа. - Родился Сергей. Потом у меня опять начались схватки. Пантелеевнаотдала Сережу тебе и стала принимать второго. Он не сразу закричал, ноПантелеевна прочистила ему носик, ротик, и он завопил, как положено. Сережаспокойно спал у тебя на руках, ты услышал, как едет машина, отдал егоПантелеевне. Он спал.

- Он умер, - мягко произнес Володя, - он просто пересталдышать. Я тоже думал, что он спит.

У Наташи перехватило дыхание. Володя произнес вслух то, чтоона уже знала. Но категорически отказывалась верить.

- Я похоронил его сегодня здесь, на городском кладбище,договорился со сторожем, он поставит пирамидку с именем, чтобы можно было потомнайти могилу. Если ты захочешь.

- Нет, - Наташа так сильно замотала головой, что слетеласитцевая косынка и немытые свалявшиеся волосы разметались по лицу, - я тебе неверю. Ты врешь.

Володя не пытался ее убеждать. Он просидел с ней еще долго,пока дежурная сестра не попросила его уйти, и все время он молчал, гладилНаташу по голове, держал за руку. Она тихо, безутешно плакала.

- Будешь истерики закатывать, скажу врачу, тебе назначатуспокоительные и не разрешат кормить ребенка, - предупредила сестра.

- Хорошо, - согласилась Наташа и насухо вытерла лицоплатком, - я больше плакать не буду.

И действительно, с тех пор она упрямо загоняла слезы внутрь,глотала их, и ее молоко, наверное, стало соленым. Но второй мальчик ел жадно инабирал вес.

Каждый день она спокойно, без истерики, просила, чтобыпринесли Сережу. Сестры и няньки смотрели на нее как на сумасшедшую. Врач ЭльзаВитольдовна терпеливо и ласково объясняла ей, что Сережи нет. Наташа знала, ноне верила. Ей казалось, что если она, как все остальные, хотя бы на мигповерит, то предаст своего первенца. Пусть они думают и говорят что угодно. Длянее Сережа жив. Они близнецы со Стасиком, и все в последующей жизни будетпроисходить у них одинаково. Когда встанет на ножки и сделает первые шаги Стасик,начнет ходить и Сережа. В один день они произнесут первые слова. Вместе пойдутв школу. Возможно, у Володи один сын. Это его дело. А у нее их двое.

Через десять дней Володя приехал забрать ее с ребенкомдомой, в гарнизонный городок. На прощание Эльза Витольдовна поцеловала ее ипрошептала на ухо:

- Пусть для тебя он останется живым. Если тебе так легче -пусть. Но не надо никому говорить. Это твоя тайна. Поняла? У Наташа благодарнокивнула в ответ.