В гарнизонном городке они прожили еще четыре года. Стасикрос здоровым, разумным, и поскольку таких маленьких детей в городке больше небыло, его все любили, баловали. Наташа ни разу никому не сказала о Сереже, нопостоянно чувствовала его незримое присутствие.

Лоскутное одеяльце, в которое он был завернут, Володевернули в госпитале, и позже. Наташа отыскала пестрый комок в фанерном чемоданепод тахтой. Когда ей было плохо - от усталости, от ссоры с мужем, от капризовСтасика, она потихоньку доставала это одеяльце, долго сидела на полу,уткнувшись в него лицом.

Однажды Пантелеевна, напившись в дым, стала рассказыватьчетырехлетнему Стасику, что у него был братик, который вместе с ним рос вмамином животе, но потом умер.

- Такой хорошенький, такой лапочка, настоящий херувим, -бормотала она, проливая пьяные слезы.

Не было взрослых при этом разговоре. Маленький Стасик нелюбил пьяных, Пантелеевну не слушал, и в памяти его отпечаталось только однонепонятное слово: херувим. Потом, коверкая звуки, он спросил у отца, что этотакое.

- Ну это вроде ангела. Сказочное существо, которого на самомделе нет, - объяснил Володя.

За четыре года старший лейтенант Герасимов успел статькапитаном. Служебные дела шли отлично, из гарнизона семья вернулась в Москву. Всвязи с известными событиями в Чехословакии органы укрепляли кадровый состав, ина этой волне капитан Герасимов получил хорошую должность в одном из отделовУправления погранвойсками. В знаменитом здании на Лубянке у него появилсясобственный стол в просторном кабинете, где кроме него работали еще пятероофицеров.

Молодой семье почти сразу дали хорошую двухкомнатнуюквартиру неподалеку от метро "Красносельская". Наташа вернулась винститут на заочное отделение. Устроилась работать учительницей начальныхклассов в школу неподалеку от дома. Стасик начал ходить в один из ведомственныхдетских садов. Но капризничал, притворялся больным, устраивал истерики подороге, в саду вел себя ужасно. Наташа часто слышала от воспитательницчто-нибудь новенькое. Стасик укусил до крови девочку, которая отказалась с нимиграть. Стасик проник на кухню и высыпал пачку соли в кастрюлю с манной кашей.Клянчил у мальчика машинку, тот не дал, и Стасик разломал ее, истоптал ногами.При малейшем запрете, возражении, упреке на него накатывали короткие внезапныеприступы ярости. Личико багровело, глаза становились белыми. Ругать инаказывать его было трудно. Сделав очередную гадость, он становилсятрогательным, ласковым, клялся со слезами, что совершенно ничего не помнит и непонимает, в чем виноват. Некоторое время ходил тихий, робкий, вел себяидеально, а потом опять выкидывал какую-нибудь пакость.

Наташа рассказывала шестилетнему ребенку о том, что у негобыл братик-близнец Сережа. Он умер сразу после рождения, и поэтому Стасикобязан жить как бы за двоих. Вот братик Сережа никогда бы не укусил девочку. Ини за что не сломал бы чужую машинку. Она сравнивала живого мальчика с умершим,и нежный крошечный херувим Сережа всегда выигрывал.

У нее осталась привычка плакать, уткнувшись лицом влоскутное одеяльце, как будто жалуясь Сереже на его сложного брата. И вотоднажды после очередного конфликта с сыном она не нашла своего тряпочноготалисмана. Стала метаться по квартире, потрошить ящики, раскидывать вещи.

Была глубокая ночь. Володя уехал в командировку. Стасикспокойно спал. Наташа совсем потеряла голову. Влетела в комнату сына, включиласвет, принялась выворачивать все из шкафа, опрокинула корзину с игрушками.Стасик спал крепко, свет и шум не разбудили его. Наташа была готова выдернутьребенка из-под одеяла, разворошить его кровать. Она уже не отдавала себе отчетав том, что творила. И вдруг на дне корзины с игрушками она увидела знакомыйлоскуток, голубой, в белый горошек. Она замерла и перестала дышать. А потомуспокоилась, словно на нее вылили ушат ледяной воды.

Уже не спеша, стараясь не шуметь, она принялась собиратьигрушки. Целая куча разноцветных лоскутков вместе с ошметками серого ватинавывалилась из большой картонной коробки от конструктора. Наташа увидела, чтоткань рвали и резали ножницами. Несколько минут она стояла, не зная, как бытьдальше. Ей было страшно, и стыдно за собственную истерику, и жаль одеяльца,единственной вещи, которая осталась от Сережи. Но главное, она не понимала, какговорить об этом со Стасиком и говорить ли вообще.

Она затылком почувствовала его взгляд. Он давно не спал, ностоило ей повернуться, тут же закрыл глаза.

- Сынок, зачем ты это сделал? - ласково спросила она,присела на край кровати и погладила его по голове.

Он продолжал притворяться, что спит.

- Я не буду тебя ругать, наказывать, только скажи, зачем?

Он, не открывая глаз, повернулся к стене и накрылся сголовой. Несколько минут она просидела рядом с ним молча, потом отправилась завеником и совком, собрала ошметки своего сокровища, прибрала в комнате,выключила свет и тихонько прикрыла дверь.

Утром, после завтрака, она повторила свой вопрос.Шестилетний Стасик смотрел на нее совершенно взрослыми стеклянными глазами инедоуменно пожимал плечиками.

- А что случилось, мама? Какое одеяльце? Нет, я ничего незнаю.

В трамвае, по дороге в сад, он устроил жуткую истерику, упална грязный пол в проходе, стал колотить ногами и орать. Наташа решила показатьего детскому невропатологу. Доктор посоветовал ей забрать ребенка из сада и,если средства позволят, нанять няню.

С тех пор прошло тридцать лет. Когда Наталья Марковнаувидела разодранный матрац, клочья фотографии, она отчетливо вспомнила историюс лоскутным одеяльцем. И почти не удивилась, что на все ее вопросытридцатишестилетний Стас пожимал плечами и, глядя на нее стеклянными глазами,говорил:

- А что случилось, мама? Какая дыра? Какая фотография?Понятия не имею, куда делось это чертово белое покрывало. Я ничего не знаю,оставь меня в покое.

В коридоре послышались шаги. Сергей быстро сел, спустил ногии уставился на дверь. Он откровенно признался себе, что ждет Юлию Николаевну стаким чувством, словно у них назначено свидание где-нибудь на Патриарших или наЧистых прудах. За несколько секунд ему успели привидеться утки, скамейки,чугунная ограда, букет тюльпанов и даже хруст целлофана, в который завернутыцветы. Но в палату вошел полковник Райский, и все встало на свои места.

Белый халат был небрежно накинут на плечи. Очкипоблескивали, губы раздвинулись в приветственной бодрой улыбке.

- Добрый день. Дайте-ка на вас посмотреть, - он подошел,наклонился и уставился в лицо Сергею. От его пристального ледяного взглядазаныли сразу все швы.