Эория ответила ему взмахом выброшенного из ножен меча.Коренга опять поклонился…

…И в лучах заходящей Голубой Луны пришельцы из времениначали утрачивать вещественность, становиться прозрачными, истаивать в воздухе,и вместе с ними – Андарх. Башни города медленно растворялись, уступая местомолчаливому ельнику. Когда Коренга оглянулся на море, его там больше не было.Лишь ровная песчаная пустошь, простиравшаяся сколько хватало глаз. Молодой веннторопливо посмотрел на увал, покоивший в себе город, сожжённый много столетийназад.

Это снова был самый обычный холм…

Луна коснулась вершин леса, проваливаясь за горизонт…

На другой вечер они сидели у костра на берегу лесной речки,на весьма приличном расстоянии от бывшего лукоморья, и жарили на ужин налима.Правду молвить, налим был средненький, всего-то с вытянутую руку длиной. Егопоймал Коренга. Речка здесь образовывала цепь из нескольких проточных озёр, ещёне прогретых солнцем, и место показалось Коренге похожим на те, где емудоводилось рыбачить ещё дома. Подумав, что по заиленному каменистому дну вполнемогли пресмыкаться налимы, он приготовил крепкую, в восемь белых конских волос,леску и надел на петельку пятилапчатый крючок-якорёк. В ухо крючка было продетокольцо, звякавшее при подёргивании лески. На это-то звяканье и устремилсяночной хищник, привлечённый светом костра. Теперь его жир шипел, стекая наугли.

Коренга с Эорией шли всю ночь и почти весь день. Не потому,что чего-то боялись или очень спешили. Обоим просто хотелось, чтобы телесныйтруд помог душам управиться с тем, что постигло их перед Огненными увалами. Онине говорили про Андарха и не пытались гадать о его судьбе.

Эория только теперь помянула его, да и то вскользь.

Корысть великую нам сулил, – задумчиво проговорилаона. – Золото-серебро, драгоценные рукописи… Стал бы ты рыться в могилахсожжённых людей, Коренга?

Его передёрнуло от одной мысли о том, чтобы потревожить прахмучеников, самыми первыми встретивших Великую Ночь.

– Да ты что, – сказал он. Подумал и добавил: –Хотя… рукописи, наверное, взял бы. Только не на продажу. Эти люди заслужили,чтобы их помнили.

– Сулил, а сам наверняка знал с самого начала, что такс нами поступит… – сказала Эория.

Коренга невесело согласился:

– Чужая душа дешевле гроша.

Эория вскинула на него глаза, но ничего не ответила. Онидолго молчали, поворачивая прутики с насаженными кусками рыбы, потом Коренгазаговорил снова.

– Значит, симураны всё-таки уволокли царскогосына, – сказал он. – Рубашонка, правда, на нём была больно уж драная…

– Наше «кунс» в старину означало просто «отец», –хмуро возразила Эория. – Вождь всегда отец своим людям… если, конечно, этоправильный вождь. А они ему – дети. Ему и сын распоследнего каменщика – такойже сын, как рождённый от его собственных чресл!

Она была, несомненно, права. Большуха Кокориного древа точнотак же переживала о каждой малой веточке рода. Даже о некоторых кривых и никудане годных сучках. Коренга подумал, помолчал ещё, вздохнул и сказал:

– Знать бы, о чём царь Фойрега спрашивал Торона…

Эория ответила без малейшего колебания:

– О том, куда отнесли спасённого мальчугана.

– Ты почём знаешь?.. – опешил Коренга.

Эория насмешливо прищурилась.

– А ты, венн, на его месте о чём бы спросил?

Она опять всё понимала и видела гораздо лучше его. Коренгатолько и нашёлся сказать:

– Какие-то леса в снегу… Очень похожие на наши. Тольков Великую Ночь такие леса по всему свету заснеженные стояли. Даже в Мономатане.

Эория кивнула и промолчала. Спустя время, когда рыбу ужепочти пора было снимать, Коренга заговорил снова.

– Я слышал, у вас, сегванов, принято, чтобы девушкауходила в род жениха… Скажи, ты правда могла бы оставить всех своих и пойтижить с чужими людьми? Даже у иного народа?..

Он сам не знал, что его вдруг дёрнуло об этом спросить.Эория ответила вроде бы равнодушно, только отчего-то порозовели мочки ушей:

– Как батюшка приговорил бы, так бы и сделала.

– А у нас по-другому, – задумчиво проговорилКоренга. – У нас парень идёт жить в род жены. Как можно девочку отдаватьтуда, где всё непонятно? Где обидеть, может быть, норовят или проверять станут,на что девка годна?.. Парень, он парень и есть, он за себя постоит, а её беречьнадобно. И деток её ещё прежде рождения хранить от всякой беды…

– У меня был жених, венн, – вдруг сказала Эория, иКоренга сразу забыл, о чём хотел рассуждать. – Его звали Гвегорд. Помнишьстарого Тагная, что был вместе с моим отцом на «Чаграве»? Гвегорд доводился емусыном. Я правду тебе сказала, я всяко пошла бы за того, с кем надумаетпородниться отец, но Гвегорд любил меня, а я любила его, и наши семьи былидружны. Осенью нам предстояла радостная и весёлая свадьба. Но в начале летаГвегорд шёл мимо острова Покинутой Рыбы и встретил там этого торгаша, Ириллира.

Коренга слушал, затаив дыхание.

– «Чаграва» была повреждена, – продолжалаЭория. – Она сидела на камнях, потому что Ириллир не знал моря, котороевызвался измерять. Там опасные воды, в них скалы, которые обнажаются приопределённых ветрах, это невозможно запомнить, венн, если там не родился и неживёшь. Мой жених легко мог взять купцов и продать их на ближайшем торгу вместес грузом, но вместо этого он предложил им помощь. Он высоко ставил честь кунса.Он потом говорил мне, его восхитила их смелость, ведь у Островов нечастовстретишь арранта… да и вообще какого бы то ни было чужака. Гвегорд далИриллиру досок и помог починить корабль, а потом проводил до острова ОдинокогоБуревестника, куда Ириллир вёз зерно и красивые аррантские ткани. СБуревестника Ириллир отчалил, по самую палубу нагруженный моржовым зубом ишкурами. Он открыто хвалился, что везёт домой состояние, что продажа такихтоваров в Аррантиаде сразу сделает его богачом. Он называл Гвегорда другом ипобратимом, хотя между ними так и не дошло до обряда крови, и звал моего женихаторговать в Халисун, утверждая, что там охотно поверят его ручательству заГвегорда. Надобно тебе знать, венн, что в тех краях нас, морских сегванов, неособенно любят за былые набеги…

Эория замолчала. Коренга смотрел на неё и думал о том, какиенежные у неё губы. И как скверно, когда такие губы смыкаются в одну черту,жёсткую и угрюмую, а по сторонам залегают суровые морщинки. Вот бы что-тосказать, вот бы что-нибудь сделать, чтобы она улыбнулась?..

– Гвегорд приготовил «белуху» с товарами нашегоострова, живым гагачьим пухом[57] и добрыми песцовыми шкурками,потому что в Халисуне тоже случаются холодные зимы. Он хотел привезти мне ксвадьбе подарков. Ириллир встретил его в море, как обещал, и привёл в гавань вустье реки Гарнаты, туда, откуда идут вереницы лодок в столицу халисунскихшулхадов – Гарната-кат. За это Гвегорд, по уговору, должен был уплатитьИриллиру долю от барышей. Но потом мы узнали, что тамошний наместник шулхадапообещал арранту в полтора раза больше. За то, что он приведёт в гавань боевую«косатку» сына самого Тагная и подставит её под халисунские стрелы. Это правда,им было что припомнить старику. Но у нас не нападают на былого врага, когда тотприходит с белым щитом, прерывая немирье…