Люба тяжело вздохнула и отстранилась.

– Не знаю, Томка, не знаю. Хорошо мне, наверное, уженикогда не будет, и помочь мне никто не может. Конечно, я расскажу тебе. Ты несердись, что раньше не рассказала. Разговор тяжелый, долгий, наспех по телефонуне хотелось, а когда ты приезжала, у нас не было возможности побыть подольшевдвоем, мы всегда не одни. Только давай договоримся: помогать мне не надо,потому что помочь все равно невозможно. Сама я запуталась, сама в это влезла иРодьку втянула, и выпутаться тут невозможно.

И она рассказала Тамаре все – и про Лизу, и про договор, ипро внебрачных детей, и про соседа, безвинно осужденного за убийство, и простаруху Кемарскую, от которой нет покоя, и про ее внучку, и про то, чтопостоянно приходится врать детям и отцу. Окончив рассказ, Люба печальноконстатировала:

– Видишь, Тома, я тебя не обманула. Можешь говорить чтоугодно, я сама все знаю, но сделать уже ничего нельзя.

Тамара покачала головой.

– Да, сестренка, ситуация трудная. И главное – ничегоуже нельзя изменить. Как говорится, детей обратно не засунешь, ни твоих, ниэтой женщины. Не буду я тебе ничего говорить, ты сама все понимаешь. Но ты мнеответь: а ты сама чего хочешь?

– Я хочу, чтобы было все как раньше. Чтобы он менялюбил и жил со мной. Меня убивает мысль о том, что в один прекрасный момент онможет уйти. Каждый день я с ужасом жду, что он уйдет на работу и обратно уже невернется, останется у нее навсегда. Потом только за вещами придет. Мне кажется,страшнее в моей жизни ничего не будет. Я жить без него не могу, дышать не могу.Я знаю, что он едет домой, и я уже счастлива. Я понимаю, что он меня не любит,а любит Лизу и тех детей, но все равно я знаю, что сейчас он придет, наденеттапочки, которые я ему купила, возьмет ужин из моих рук, я подам ему чистоеполотенце, когда он будет мыться, потом он будет спать со мной рядом, а утромнаденет сорочку, которую я ему погладила, и съест завтрак, который яприготовила. Я не могу этим пожертвовать, не могу от этого отказаться.

– Боже мой! – ахнула Тамара. – Как же ты еголюбишь! То есть я всегда знала, что ты его любишь, но не думала, что вот так…

– Да, – грустно усмехнулась Люба, – наверное,это моя болезнь. Я понимаю, что нельзя вернуть прежнюю любовь, поэтому иговорю, что помочь мне никто не может и изменить к лучшему ничего нельзя, всеможет измениться только в худшую сторону.

Тамара изменила положение, спустила ноги на пол и откинуласьна спинку стула.

– А вот здесь, сестренка, ты не права.

– То есть?

– Сделать так, как ты хочешь, устроить, чтобы было всепо-прежнему, как раньше, как много лет назад, нельзя, это правда. А улучшениеможет начаться именно с признания того факта, что определенная часть жизникончена и с ней надо расстаться. Факт нужно осознать, признать его и смиритьсяс ним.

– Но я не могу, не могу с этим смириться! – Вголосе Любы зазвучали слезы, которые она, впрочем, тут же подавила.

Тамара покачала головой.

– Это неправда, Люба. Это неправда. Смириться можно счем угодно. Люди ведь переживают смерть близких и смиряются с этим. Вот уж гденичего невозможно поправить и переделать. Все закончилось. Но ведь они как-топереживают это и живут дальше. Даже похоронив любимого мужа, даже похоронивребенка, люди смиряются с этим и живут. Нужно только уметь зафиксироватьубытки.

– Нужно – что?

Люба ушам своим не поверила.

– Зафиксировать убытки. Есть же в вашей экономике такоепонятие?

– Есть.

– И что при этом делается?

– Фиксируются убытки, открывается новая программа,заключается новый договор, с другим партнером, составляется новый план развитияпредприятия.

– Ну вот ты и ответила на свой вопрос.

– Разве можно любовь сравнивать с экономикой крупногопредприятия? – засмеялась Люба. – Любовь – это же чувство, состояниедуши.

– Ну и что? Важен подход. Способ решения проблемы. Еслиты признаешь, что ситуация убыточна, ты поймешь, что поставила перед собойнереальную цель. Ты ведь согласна, что вернуть все обратно невозможно, значит,цель нереальна, она изначально ущербна.

Тут Люба вспомнила их общего друга Андрея Бегорского,который всегда говорил, что чудес не бывает, что если твою фигуру съели, то онана доску не вернется и партию придется доигрывать с теми фигурами, которыеостались.

– Поэтому тебе нужно поставить новую цель и выстроитьновый план по ее достижению, – продолжала Тамара. – Какая у тебяцель? Чего ты хочешь? Только подумай как следует, цель должна быть реальной.

– Я хочу, чтобы Родислав не ушел от меня, чтобы он хотябы не рвался туда, чтобы я не боялась, что он уйдет. Я хочу, чтобы ему былохорошо именно со мной.

– Дорогая моя, – Тамара вздохнула, как вздыхаютучителя, когда нерадивый ученик в сотый раз делает одну и ту же ошибку, –ты сама все знаешь: ты опять поставила нереальную цель. А если ты поставишьсебе цель, чтобы Родислав был счастлив?

– Но он может быть счастливым только с Лизой, – вотчаянии проговорила Люба.

– Но тем не менее он с тобой, – возразила старшаясестра. – Он же не ушел от тебя.

– Я думаю, скорее по привычке и по слабости характера.Ты же знаешь, как он не любит ничего менять, даже в отпуск ездит в одно и то жеместо.

– Но Родик же с тобой общается, разговаривает?

– Естественно, – кивнула Люба. – Я все знаюпро его работу, про его приятелей, я всегда в курсе, что и как у нихпроисходит.

– Ну, значит, не от слабости он от тебя не уходит.Неужели ты не поняла до сих пор, что самое главное в ваших с Родикомотношениях? Не любовь это.

– А что же?

– Дружба. Вы самые преданные и близкие друзья, каких ятолько видела в своей жизни. Там, с этой Лизой, – ты сама понимаешь что.Ведь ей он ничего этого не рассказывает, он приходит рассказывать тебе иделиться с тобой. Он тебе доверяет, он ценит тебя за ум и доброту, ты ни разуне подвела его, ты всегда вела себя как надежный друг и верная жена. Ты счастливаяженщина, Любаша! Так живи и радуйся.

– Он не хочет меня, – пробормотала Люба, опустивголову. – Он не спит со мной.

– С этим придется смириться, – улыбнулась Тамара.

Внезапно Люба подняла голову и улыбнулась ей в ответ.

– Хотя знаешь что… Вот я тебя слушаю и представляю, какмне говорят: можно поменять вас с Лизой местами, Родислав будет спать с тобойкаждую ночь, но не будет ничего тебе рассказывать и делиться с тобой ничем небудет. Согласилась бы ты, Любовь Николаевна? И знаешь, я бы не согласилась.Представила себе и поняла: такого я не хочу.