– И правильно, что не хочешь, – одобрительнокивнула Тамара. – Ты только представь: Родик приходит домой, молчаужинает, утыкается в телевизор, потом справляет свои физиологическиепотребности и, отвернувшись, засыпает. А рассказывать тебе ничего не станет,пойдет делиться своими проблемами куда-то в другое место. Не рассказыватьсовсем он не сможет, насколько я знаю Родика и его тонкую душевную организацию,и понесет все это к Лизе. Хочешь такого?

– Ой, нет, – Люба взмахнула рукой, – я бы сума сошла! Что ты! Конечно, я ревную, мне тяжело, но если бы я знала, что он сомной спит, а все остальное – и дружба, и доверие, и душевное тепло – у негоТАМ, я бы, наверное, повесилась. Этого я бы не вынесла. Я знаешь о чем сейчасподумала? Огромное количество женщин на Западе знают, что их мужья ходят кпроституткам, но возвращаются домой и душевную близость реализуют все-такидома. И ничего, для них это нормально, всех все устраивает. Я себя утешаю тем,что Родик ходит ТУДА как к проститутке. Если бы было наоборот, я бы не вынесла.

– Ты права, это было бы в миллион раз хуже. Вот тогдауж точно надо было бы разводиться. Ты даже не понимаешь, Любаша, насколько тысчастливая женщина. Во всем спектре составляющих тебе не хватает только однойдетали – секса. Скажи-ка мне честно, она для тебя очень важна?

Люба задумалась. Она уже давно казалась сама себе холодной,чуть ли не фригидной, она не испытывала физической потребности в сексе, но…

– Данная деталь для меня не очень важна, – онапрямо посмотрела сестре в глаза. – Я бы даже сказала, что для моего телаона не важна совсем. Но без этой составляющей я кажусь себе старухой. Если моймуж меня не хочет, это означает, что я старая, некрасивая, нежеланная. Для меняэто оскорбительно. Мне это обидно.

– А ты уверена, что он тебя не хочет? – Тамаралукаво посмотрела на нее, чуть приподняв брови.

– Но он же со мной не спит.

– Ну, ему трудно с тобой спать. Вы столько лет невместе, и потом, вы же договорились, что на тела друг друга не претендуете. Тыдоговорилась с ним, а он – с тобой, и он не имеет морального права до тебядотронуться.

– Ты хочешь сказать, что я должна сделать первыйшаг? – изумилась Люба.

– Ты могла бы попробовать. Ты красивая умная женщина, утебя наверняка все получится, если ты захочешь.

– Нет, Тома, – Люба отрицательно покачалаголовой, – это невозможно. Получится, как будто я себя навязываю. Я так немогу.

– Это называется совершенно по-другому, –возразила сестра. – Ты даешь ему понять, что он для тебя желанен.

– Но он же мне не показывает, что я для него желанна!

– Так он боится быть отвергнутым! Боится точно так же,как и ты, потому что помнит о договоре.

– Значит, ты считаешь, что еще не все потеряно? –с надеждой спросила Люба.

– Я считаю, что потеряно многое, но еще естьшанс, – серьезно ответила Тамара. – А теперь послушай менявнимательно, сестричка, я скажу тебе еще одну вещь. Если он будет спать стобой, а мне почему-то кажется, что спровоцировать его будет несложно, этотолько ухудшит ситуацию для Родика. Сейчас все вроде как в равновесии, он неспит с двумя женщинами, не бежит из одной постели в другую, а если тыподвигнешь его на это, он станет спать и с тобой, и с Лизой, и ему это будеттяжело.

Люба усмехнулась, потерла ладонью лоб.

– Да, Родику это будет не по зубам. А я все-таки хочу,чтобы ему было хорошо, легко, чтобы никакие неприятные вещи у него со мной несвязывались.

– У вас, Любаня, настолько очевидная ситуация, чтоинтимная близость в нее никак не вписывается, ну никак, с какой стороны ни посмотри.У вас получится график, потому что ты всегда точно знаешь, когда он был у нее,а когда твоя очередь.

– Надо же, – Люба снова улыбнулась, – а мне ив голову такое не приходило. Ты права, Томка. Я же всегда точно знаю, когда онпоехал к Лизе, он всегда звонит и предупреждает заранее, и если из дома к нейедет, тоже меня заранее ставит в известность. Конечно, при таком раскладе явсегда буду знать, что он был у любовницы, и, значит, сегодня не моя очередь.Более того, я даже буду знать, когда у нее месячные.

– Вот именно. Теперь ты понимаешь, что произойдет?Сейчас ситуация тяжелая, но она чиста, а при возобновлении интима появитсякакая-то гадость. Ты будешь знать, что в среду он был у Лизы и в следующий разсобирается к ней в субботу, стало быть, в четверг или в пятницу – твоя очередь.

– Ну и перспективку ты мне нарисовала, –засмеялась Люба. – Спасибо, сестрица.

– А какую ты здесь видишь другую перспективу?

– Ты права. Надо действительно зафиксировать убытки ипризнать, что интимная близость из моей семейной жизни ушла. А ведь мне толькотридцать девять.

– Заведи любовника, – предложила Тамара.

– Опять вранье… Нет, не хочу.

– Ну почему вранье? У вас в условиях договора,насколько я поняла, это предусмотрено.

– Я не хочу, Том, я не хочу! Мне ни один мужчина неинтересен. Меня тошнит от запаха любого мужчины, кроме Родика. Я не хочукормить никакого другого мужчину, я не хочу даже дышать одним воздухом ни скем. Я люблю только его, вот в чем весь ужас. Какая же я была дура, когдазавела роман с этим молодым идиотом! Ну ладно, фиксируем убытки и проезжаемдальше.

– Хорошо, – весело сказала Тамара, – нужносмириться с тем, что эта сторона твоей жизни исчерпана. Но красивой исчастливой ты все равно должна быть. Чего ты такая смурная, как будто у тебявсе умерли? Любаня, ты счастливейшая из женщин, у тебя жив отец, у тебяпрекрасный муж, двое детей. Да, я понимаю, Колька у вас проблемный, сложный, новсе равно у тебя есть сын, у тебя есть дочь – прекрасная девочка, умная, добраяи талантливая, у тебя есть я. Что ты хоронишь себя заживо? Что ты без концапережевываешь одну и ту же жвачку о том, что ты несчастна? Оглянись вокруг,посмотри, сколько несчастных людей, бедных, больных, бездетных. А у тебя всеесть. Чего тебе еще надо?

– Да вот я и говорю, что у меня все есть, поэтому и нежалуюсь.

– Нет, – Тамара вскочила со своего места ипринялась тормошить сестру, – ты НЕ ТАК не жалуешься. Ты терпишь и нежалуешься. Можно, конечно, терпеть и не жаловаться, и тогда волосы становятсятакими, как у тебя. А можно не жаловаться потому, что жаловаться не на что,потому что все нормально. Я бы даже сказала, что все хорошо.

– Господи, Томка, я не понимаю… – Люба перехватиларуки сестры и прижала ее ладони к своим щекам. – Ты все вроде правильноговоришь, мне и возразить-то нечего. Но та ситуация, в которой я оказалась,никак не может быть для меня нормальной, а уж тем более хорошей. Я изо всех силстараюсь заставить себя ощущать ее нормальной, но я не могу.

– Любаша, ну посмотри же вокруг! – с досадойвоскликнула Тамара. – Ни у кого нет нормальных ситуаций. Ни у кого! Возьмихоть меня: у меня нет детей, я не носила их под сердцем, я не кормила грудью, уменя нет близости с отцом, меня никто никогда не называл мамой. У меня не будетвнуков. У меня есть только Гриша. И у меня, как и у всех, не все и не всегдаполучается. Но я когда-нибудь по этому поводу убивалась? Это только всегдакажется, что у другого человека все в шоколаде, а ты одна такая несчастная.Хочешь – давай поменяемся. Хочешь – езжай вместо меня в Горький, у тебя будетмуж, который тебе не изменяет, но детей у тебя никогда не будет, отец с тобойне будет разговаривать много лет, с мамой ты не попрощаешься, и не попросишь унее прощения, и не скажешь, как ты ее на самом деле любишь, а вместо твоей косыу тебя будут вот эти мои три пера, вместо твоей красоты – мой чудесный носик имоя цыплячья грудь. Хочешь?